Глава 8
В приемной я застала сбор активистов намечающегося
празднования Нового года. В число добровольцев входили Артур - хищник и Роман -рыбник, соответственно зав. секцией хищников и рыб с
рептилиями, безотказная рабочая сила, которой Лариса могла крутить, как хотела,
по причине сильной их симпатии к ней. К моему удивлению, вызвалась помогать им
зав. юннатским отделом Лелечка - дерьмовочка
и привлекла к полезному начинанию мужа. Дерьмовочкой Лелечку прозвала я, за
патологическую завистливость и склонность к интригам, все зоопарковское
население поддержало мой почин по ее переименованию. Она об этом знает, кстати,
чем не информация к размышлению.
Недавно
вернулся из мест не столь отдаленных ее благоверный, с которым она пыталась
развестись весь последний год перед возвращением. И вдруг любовь нечаянно
нагрянула, разгорелась жарким пламенем, грозя превратить в головешки пока
только юннатский отдел. Шамиль, ее муж, попытался установить свои порядки во
всем зоопарке. По причине болезного реагирования супруги на малейший чужой
успех, ее благоверный развернул на
первых порах активную деятельность. Успокоили его довольно быстро, к счастью,
мужчин у нас в зоопарке хватает, вопреки статистике, их даже больше. Мало
Шамилю не показалось и после всего он пошел вслед за супругой правильным путем,
т. е. путем мелких интриг, дрязг и склок. Парочку эту
в зоопарке не любили, но сидела Лелечка в юннатском
отделе крепко. А все из-за того, что директор не отягощал себя проблемами воспитания
подрастающего поколения, и никому не было никакого дела до этого отдела, о нем
вспоминали только после очередной Лелечкиной интриги.
В настоящий момент, правда, Лелечка задействовала
супруга на общественно- полезный труд, подготовку новогоднего банкета. Не без
мысли, конечно, присоединить его к участникам, Шамиль ведь не работает в
зоопарке.
Как раз,
следом за мной, в приемную пожаловали все работники банкетного фронта и, после
переклички, дружно устремились на мясокомбинат. Директор появился, спустя минут
двадцать. Все это время мы с Игорем обсуждали возможности лечения барсов, он
увидел, как я иду в приемную, и не упустил возможности смыться от нежного ока
своей начальницы. Вот влип бедолага. Лично я не
возражала против третьего лица. На настоящий момент директору было уже
достаточно меня и моих проблем, Игорь просто необходим в роли буфера, иначе
разговор с шефом вряд ли будет продуктивным. Войдя, директор устремился в
кабинет, стараясь не замечать меня. Ну, мой дорогой, этим ты меня не проймешь.
- Виктор Васильевич, - я пресекла попытку закрыть
дверь и прошла в кабинет, - мне бы все-таки хотелось выяснить, как же
практически осуществить лечение барсов. Вы же можете сделать запрос в
Стокгольмский зоопарк, как им это удается делать.
- А почему непременно такая спешка аккурат перед
Новым годом. Что за срочность? Подождать нельзя? Хотя бы праздники пройдут.
- После Нового года другие проблемы появятся. Зачем же их копить и
откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня.
Я как в воду глядела, прямо Кассандра, а не
ветврач. Кто бы мог подумать, что я окажусь права. В первую очередь мне самой
это в голову не приходило, так, брякнула для связки слов и чтобы приглушить
раздражение шефа. А он был раздражен и даже очень, общение с Генрихом Уляшкиным не самым лучшим образом повлияло на директора.
- Хорошо, - согласился он, - давай, рассказывай,
зачем понадобилось в Стокгольм писать.
Я объяснила, что для лечения
барсов необходимы инъекции витаминов, а как это осуществить технически, я не
представляла. Слушая меня, директор неожиданно воодушевился, исчезло мрачное
выражение из глаз, он полез в свой стол и вытащил оттуда два предмета,
непонятного предназначения. Одно напоминало трубочку североамериканских
индейцев для яда кураре, а второе походило на пистолет для туберкулинизации
скота, только с более длинным стволом.
- Вот, - с энтузиазмом молвил шеф, - это
бесконтактные инъекторы, с их помощью усыпляют диких
животных при необходимости лечения или каких других манипуляций, например,
мечения.
Это он, значит, предлагает опробовать мне эти инъекторы на моих барсах, когда сам же говорит, что они
предназначены для одноразовых процедур. Сначала я даже речи решилась от
возмущения и это к лучшему. А то мне очень захотелось сказать ему, что у него
крыша потекла, не справившись с текущими проблемами. Как можно усыплять барсов
ради ерундовской инъекции витаминов, да еще каждый
день, в течение месяца. Я собиралась с силами и мыслью, чтобы как можно
дипломатичнее высказать возмущение, как вдруг меня осенило. Ядовито
ухмыльнувшись улыбкой медузы Горгоны и с ее же интонациями, я прошипела:
- Очень хорошо, прекрасные приспособления. Вот и
попробуем их для начала на медведях, - и, добавив яда в улыбку, уточнила, - на
белых медведях.
Наступила очередь шефа терять
дар речи, я посмела покуситься на самое
святое, белых медведей, почти его детей. А так оно и есть, наш зоопарк -
единственный в мире, где размножаются белые медведи, да еще в нашей тесноте и
далеко не лучших условиях содержания. Это чудо происходит, благодаря опеке
нашего шефа, тайна для всех и иностранных специалистов, в том числе. Они
приезжают, смотрят и ничего понять не могут, у них прекрасные условия, а
потомства нет. Шеф какое-то время молча повращал
глазами, а потом, практически повторяя мои интонации, зашипел свистящим
шепотом:
- Вы же сами обратились ко мне за советом и помощью,
а когда я вам предлагаю...- тут шеф ненадолго замолчал, соображая, как назвать
то, что он мне предложил, - помощь, вы начинаете ...- директор не нашел
обозначения того, что я начинаю и не закончил фразы. Затем уже обычным голосом
он сказал. - И причем здесь медведи,
белые, речь не о них. Это не они, а барсы болеют.
Ага, братан, зацепило, когда твоих обожаемых медведей задели.
Даже разочек не хочешь в них для пробы снотворным пальнуть. И что им будет,
громилам огромным. Но это, конечно, мысли по поводу, а вслух я сказала:
- Вот именно, барсы больные. Я ничего не начинаю, а только хочу
спросить, как вы себе представляете, усыплять барсов в течение месяца. Что это
за лечение такое и что после этого с ними будет, они не наркоманы, они
погибнуть могут. Я же попросила вас сделать запрос в Стокгольмский зоопарк, там
проводили лечение барсов, вполне успешное и хотелось бы знать, как им удалось
его осуществить. У вас же есть в Скандинавии знакомые, они вам ответят. А вы
мне, вместо запроса, предлагаете на месяц погрузить барсов в наркоз. Это что,
решение проблемы, как вы ее видите!
- Я не предлагаю на месяц в наркоз, - начинает оправдываться шеф,- я
предлагаю опробовать фиксацию животных для проведения разных процедур и
лечебных, в том числе, - пытается вывернуться он.
- Вот и пробуйте фиксацию на здоровых медведях, на белых, а не на больных
барсах.
-Я вам, Надежда Юрьевна, предлагаю
усовершенствование вашего труда, научно разработанное и неоднократно
апробированное, а вы встречаете это в штыки, как и все новое. Вы мало
используете в своей работе современные достижения науки. Все по старинке,
фонендоскоп, да термометр, а жизнь не стоит на месте, наука совершенствуется и
надо использовать ее достижения в практической работе. В конце концов, это и
есть технический прогресс. - С воодушевлением закончил директор свою пламенную
речь во славу науки и технического прогресса.
Подумай,
какой демагог, раньше за ним подобного не наблюдалось. Один раз пообщался с
моим зятем и уже набрался от него, Борис как раз уважает так разговор
повернуть, чтобы ты себя дураком почувствовал.
Почему-то, в отличие от зятя, директор не вызвал у меня бурю негодования, я
вполне трезво ответила ему:
- Как можно, Виктор Васильевич, идти против
технического прогресса и научной организации труда. Лично я - за! Давайте усовершенствуем наш
труд на белых медведях.
Бедный шеф
не ожидал, что я так спокойно отреагирую на обвинения в ретроградстве, не готов
был к здравому смыслу, надеялся на привычную бурю эмоций и тут бы он меня и
подсек. Директор в растерянности молчал, возмущенно округлив глаза. Я тоже
молчала и наблюдала, как его глаза постепенно приобрели нормальное выражение и
размеры, шеф сдался:
- Хорошо, отправим запрос.
Он
обратился к Игорю:
- Подготовь письмо сегодня, я подпишу, чтобы уже
вечером его отправили.
- Лихо ты его обработала, - прокомментировал Игорь,
когда мы уже вышли из кабинета, - ему так давно хочется эти штуки для фиксации
попробовать в деле, и все нет подходящего случая. Вроде как случай подвернулся,
так ты на дыбы встала. Да -а- а...- протянул он в
заключение и покачал головой.
Мне стало
обидно:
- Значит, ты тоже считаешь, что я не права. Стою на
пути прогресса. Не даю стрелялки попробовать на
больных животных. А шеф, как мальчишка, которому новое ружье купили
и хочется попробовать. Это же безответственный подход к делу.
- Знаешь, я, конечно, с тобой согласен. Нельзя на
больных животных разные там приспособления пробовать, без особой на то нужды. У
меня единственно, что вызывает протест, если бы речь шла о копытных или птицах,
тебе самой было бы интересно. Но стоит коснуться твоих любимых кошек, так ты по
трупам идти готова. Так нельзя. В зоопарке все животные равны, и не должно быть
любимчиков.
Конечно,
Игорь прав, но что же я могу поделать, если без памяти люблю барсов. В
праведном возмущении Игоря есть и свой личный интерес. Вместо того, чтобы толкаться в столовой, готовясь к застолью и
перехватывая что-нибудь вкусненькое, ему сейчас придется работать над письмом.
Потом надо будет выудить сияющую, хлопочущую Ларису, засадить за машинку
напечатать письмо, а затем идти на почту отправлять его. И это при ее
предпраздничном настроении, предвкушении общения с любимым шефом, он обещал
посетить наше празднество.
© Елена Дубровина, 2007