Глава 68

Кафея-апа навещала меня в больнице ежедневно. Приносила вкусной домашней еды и пыталась меня накормить ею. Что было очень сложно сделать. Глотать мне было почти также больно, как и дышать. Пищевой комок проходил по пищеводу, вдаваясь в трахею, и отдавался болью в середине груди. Конечно, я пыталась порадовать старушку, начинала есть. Постепенно боль за грудиной становилась нестерпимой и я уже не могла больше глотать. C течением времени Кафея-апа смирилась с тем, что я не могу отдать должное ее разносолам, и стала приносить с собой намного меньше еды.

Рафаэль за все время пришел всего два раза. Он приходил вместе с бабушкой, и каждый раз я чувствовала себя немного неловко. Как и он, мне кажется. У меня из головы не шли те слова, сказанные им в больнице: если этой девушки не будет в живых, то мне ни чего не страшно и ничего не надо. Тогда он нежен был со мной и просил, Надюша, девочка моя, не умирай. Девочка, ничего себе, девочка, я его на восемь лет старше. Это он мальчик, а я далеко и сильно не девочка, во всех смыслах.

Рафаэль никогда не говорил мне ничего подобного, даже не намекал. Когда я о нем думаю, то вспоминаю взгляд на меня исподлобья, короткие реплики, а большей частью, постоянное молчание. До моего ранения я воспринимала его как сексуально озабоченного пубертата. Волей случая он оказался моим фиктивным мужем и хотел воспользоваться этой ситуацией. Когда приставал ко мне, пьяной или когда рассказал Марату, что мы женаты.

Марат, сердце больно кольнуло и заныло, когда я произнесла про себя его имя. Так всегда болит, стоит мне подумать о нем. Марата забыть невозможно, но чем скорее перестанут терзать меня горькие думы и несбыточные мечты, тем лучше для всех. Может, следует мой фиктивный брак сделать фактическим, порвать со своими надеждами окончательно. Бесповоротно, раз и навсегда.

Мне стало не по себе, когда я представила, что обнимаюсь с Рафаэлем. Мой фиктивный муж совсем еще ребенок, что он может знать о любви, кроме подростковых желаний и первой влюбленности в какую-нибудь девочку. Я ему совершенно не пара. Он же мальчишка и внешне и по своему развитию. У нас ничего не может быть общего, кроме дурацкого штампика в паспортах.

Господи, он сказал, если этой девушки не будет в живых, то мне ничего не надо. Так можно сказать, если только очень сильно любишь. Чем я заслужила его любовь. Я так с ним обращалась. Если бы со мной так обращались, я бы ни за что на свете не простила и разлюбила бы, конечно. А он продолжает меня любить.

Все последние дни перед ранением Рафаэль неслышной тенью пробирался по зоопарку и следил за мной, чтобы ничего не случилось. Он опасался наших сторожей. Я же не удосужилась сообщить ему, что благодаря заступничеству Вадюпы проблема со сторожами разрешена. Если бы не Рафаэль, меня бы уже не было в живых. Я обязана ему жизнью, почти как маме. Она дал мне жизнь, а Рафаэль ее сохранил. Сберег. Он любит меня, а я его нет. Я люблю Марата, постоянно думаю о нем, тоскую и все еще продолжаю мечтать.

Что же делать, что же мне делать. Нельзя же быть такой неблагодарной с человеком, который любит меня и спас мне жизнь. Но я не представляю, совершенно не представляю, как Рафаэль прикасается ко мне, обнимает, как я обнимаю его. Это невозможно. Я не могу, не могу, чтобы кто-то прикоснулся ко мне, кроме Марата. Опять Марат, Марат, всюду он только он и никто, кроме него. Что же мне делать.

У меня почти нет времени на решение. Я медленно поправляюсь, но поправляюсь. Скоро меня выпишут, и надо будет возвращаться домой. А там уже невозможно вести себя так, как я вела до этого. Ведь не могу же я сделать вид, что ничего не произошло, и я не слышала тех слов в больнице.

Первый раз Рафаэль пришел на следующий день, когда я только пришла в себя. Второй раз на мой день рождения 12 мая. Которое, можно сказать, я бурно отпраздновала. В этот день ко мне в больницу пришли все, кому не лень. Включая «святое семейство» моей сестры с ее мужем и Ванечкой. Мама с ними пришла. Моя подруга Женька узнала о том, что случилось со мной, незадолго перед днем рождения, и тоже пожаловала со всем своим семейством поздравлять. Из зоопарка пришла Фира и рассказала, что Игорь так и не появился дома и где он находится, никому не известно. Даже его родителям. Ты не бойся, прошептала Фира, наклонившись к моему уху, в больницу он не пройдет, его не пропустят.

Вот уж чего мне не приходило в голову, это бояться, что Игорь придет ко мне в больницу. Все –таки у нас в зоопарке не итальянская мафия, я не нарушила закон омерты и никто со мной счеты сводить не собирается. Где-то по свету бродит наш свихнувшийся от ненависти переводчик, загнанный и несчастный. Это он всех боится и от всех шарахается, он же знает, что его ищут. Наши в зоопарке решили, что он и дальше будет преследовать меня. Фильмов про мафию насмотрелись.

Не понимаю, откуда, но я знала, что больше никогда Игорь в моей жизни не появится. Он уже сделал все, что только мог сделать. Я не ранение свое имею в виду. Он сделал так, что до конца жизни я буду сомневаться в том, как люди относятся ко мне. Не знаю даже, смогу ли я сблизится по дружески с кем-то. Не говоря уж о том, чтобы довериться. Я не Игоря боялась, а своей неспособности чувствовать отношение к себе людей. Сочувствие может быть показным. Слова лживыми, а участие фальшивым. Обычно о таких вещах люди с детства знают, но не я. Я так поздно обо всем узнала. Я не научилась отделять «зерна от плевел», и теперь каждый раз буду видеть не то, что есть, а то, чего надо бояться и не доверять. Я не могу верить себе после всего, что произошло.

Я считала себя успешным профессионалом, ответственным, знающим, может даже, умным. Ну, хотя бы не глупым, точно. И полагала себя профессионалом не только в работе, но и в отношении к жизни, к людям. Такая вся умная и понимающая. Вдруг выяснилось, что ничего не знаю, ни о жизни, ни о себе. Я считала другом человека, который меня ненавидел. Человека, который меня любил и продолжает любить, я считала сексуально озабоченным подростком. Правда, сейчас можно сказать, у меня наблюдается некоторый прогресс, я хотя бы знаю, что ничего не знаю. Самое главное, я не знаю, как мне вести себя с Рафаэлем, что мне делать, как быть.

Подошло время выписки, а я так ничего и не решила. Я думала, что за мной приедет Рафаэль или Кафея-апа, но приехали Котенок с мужем. Они хотели увезти меня к маме. Наверное, это был бы выход из моей непонятной ситуации с Рафаэлем. Если не выход, то отсрочка решения проблемы. И все-таки, я наотрез отказалась ехать с ними. Рафаэль сразу бы понял, почему я вернулась домой. Это все равно, что оттолкнуть его, когда он обнимет меня. Лучше все объяснить раз и навсегда. Я должна быть честной с ним, хотя не отдавала себе отчета, что значит эта честность. Оттолкнуть его я не могла, как и сделать вид, что хочу быть с ним.

По дороге из больницы я почти поругалась с сестрой, но сумела настоять на своем, и меня привезли к Кафе-апе. Она уже знала, что сегодня меня выпишут по больницы. Едва мы вошли в коридор, как из кухни донеслись аппетитные запахи вкуснейшей выпечки, которую Кафея-апа напекла к моему возвращению. Пахло настолько заманчиво, что Котенок с мужем не удержались и приняли приглашение пообедать. В это время из своей комнаты вышел Рафаэль. Я боковым зрением видела, что он подходит к нам, и украдкой взглянула на него. Как всегда, непроницаемое выражения лица «вождя краснокожих», невозмутимое спокойствие и вежливое приветствие. Как будто ничего не произошло и все остается по-прежнему, как было до ранения.

За столом Рафаэль почти не разговаривал со мной и даже не смотрел в мою сторону. В конце обеда я узнала, что Рафаэлю пришла повестка в армию и скоро будут проводы, осталось чуть больше недели до его отъезда. Поскольку никто не удивился, и даже Кафея-апа не всплакнула, я поняла, что эту новость я узнала последней. Даже мои родственники были в курсе. Я не знала, как реагировать. О том, что Рафаэлю предстоит служить в армии, я всегда знала, но не ожидала, что он уедет так быстро. Не успела я выписаться из больницы, как уже его надо будет провожать в армию. Пока я раздумывала, что сказать, разговор за столом переключился к обсуждению последних событий в городе. Никто не ждал, что я как-то отреагирую на новость, в том числе, и Рафаэль. Меня просто уведомили и достаточно. Неужели Кафея-апа и Рафаэль за те дни, что я провела в больнице, научились меня так же игнорировать, как и мои родственники.

После обеда Котенок с мужем уехали, а я пошла к себе в комнату. Моя Чара не скрывала при встрече своей бурной радости. Единственное живое существо, которое со мной считается, это моя собака. Наконец мы остались с ней вдвоем в комнате, и я могла подумать о проводах Рафаэля и его отстраненном отношении ко мне. Неужели он разлюбил меня? Понял, что я никогда не смогу его полюбить и разлюбил? Разве такое возможно. Если бы каждый, кто понимал, что его любовь безответна, смог разлюбить. Интересно, чтобы тогда было. Ничего хорошего. Столько бы осталось ненаписанных стихов, картин, музыки. Хотя оттого, что Рафаэль разлюбил меня, ничего в мире не изменится. Он просто уйдет в армию и забудет меня совершенно. Потом женится на какой-нибудь молоденькой девочке и не вспомнит никогда о своем фиктивном юношеском браке.

Все дни перед проводами Рафаэля я проводила дома, поскольку чувствовала себя неважно и при малейшем усилии меня начинала мучить одышка. Мой больничный продолжался, а после того, как он закончится, я собиралась уйти в отпуск. Первое время я еще замирала, когда слышала шаги Рафаэля в коридоре. Если бы он зашел ко мне в комнату, я не смогла бы его выгнать, как делала это раньше. Я не хотела, чтобы он заходил ко мне. И он как будто догадался о моем желании.

В последнюю неделю я видела Рафаэля урывками, утром на кухне, иногда вечером, там же. Добрая его бабушка напоследок баловала внука такими разносолами, что к концу недели я почувствовала некоторую прибавку в окружности талии. Тяжела ты, женская доля, вкусненький кусочек лишний раз не съешь, сразу фигура портиться начинает. А Рафаэль, это чудо природы, трескал все до упора и продолжал греметь костями, как ни в чем ни бывало.

Он как бы не замечал меня, безразлично кивал при встрече по утрам. Вежливо обходил в коридоре при встрече. Раньше он старался пройти как можно ближе ко мне и хоть как –то прикоснуться, иногда даже обнять. Я так толком не поблагодарила его, не сказала, как много он для меня сделал, спас мне жизни и я никогда этого не забуду. При малейшей попытке заговорить с ним, он говорил, что торопится, ему вечно куда-то надо было срочно идти. В конце концов, я не выдержала и просто сказала ему, спасибо тебе за все. Пожалуйста, кивнул он в ответ и даже не поинтересовался, за что я его благодарю. Конечно, это и так понятно, но существует же элементарная вежливость.

В довершении его метаморфозы, как внешней – стрижка наголо, так и внутренней – безразличное отношение, в день проводов за столом появилась какая-то пигалица, которая весь вечер стремилась висеть на нем. Вошь лобковая, вошка даже, мелочевка размалеванная. От души, надо сказать. Умеренно худощавая, но с положенными окружностями. Глаза накрашены так, что Клеопатра обзавидуется. Симпатичная, если по-честному, только накрашена довольно вульгарно.

Самое интересное, как я поняла, вся компания Рафаэля в курсе его женатого статуса. Рассматривали они меня с большим любопытством. Интересно, как он им объяснил виснувшую на нем девицу и некоторое вежливое отдаление от него меня, законной супруги, так сказать. Которую он, кстати, совсем недавно от смерти спас. Вроде бы не повод для развода. Да, уж. Я была очень даже не в своей тарелке все проводы, но уйти, как это привыкла делать, не смогла. Сидела за столом, болтала с Пашей –голубятником и терпела этот овощ, висевший на моем супруге. И даже не потому, что боялась, что кто-то заподозрит фиктивность нашего брака. Просто чувствовала, что если сейчас уйду, то случится непоправимое. Не только обижу добрую женщину и ее обожаемого внука, но произойдет что -то еще, намного худшее. Настолько плохое, что даже страшно думать. Потому сидела и терпела современную последовательницу Клеопатры, висевшую весь вечер на Рафаэле.

Стрижка наголо его совсем не портила, даже наоборот. Она открыла очень даже интересное лицо с широким лбом, красивой формы бровями и чувственными губами, еще по-детски припухшими. Рельефные черты лица с прямым, правильной формы носом. Поразительно красивые уши, большая редкость в наше время. Они у Рафаэля как бы немного прижаты к голове и все вместе делает его похожим на хищника, красивого и беспощадного. И еще невозможно привлекательного. Этот симпатичный мальчик является до сих пор моим официальным мужем. Наверное, как придет с армии, так и разведется со мной и женится на этой вошке-Клеопатре или на какой-нибудь другой, ей подобной.

На следующее утро я не пошла провожать Рафаэля в военкомат. Мне хватило вечера, проведенного в компании с его друзьями и этой пигалицей, провисевшей все проводы у него на шее. Мы с Чарой вышли проводить Рафаэля на крыльцо, а Кафея-апа пошла с ним до военкомата. Я знала, что туда придет вся его компания, включая вчерашнюю девицу, видеть которую мне больше ни за что не хотелось.

Вроде бы все сейчас, как я хотела. Меня все оставили в покое, никому нет никакого дела. Я живу вдвоем с моей любимой Чарой и доброй женщиной, которая никогда не будет надоедать мне. Рафаэль игнорирует меня, как и полагается относиться фиктивному мужу. Видимо, после его возвращения из армии наш брак прекратиться. Но нельзя сказать, что меня это все радовало.