Глава 58

В районное отделение милиции я пошла после обеда. Масю мне не с кем было оставить. Я боялась доверить малышку посторонним, вдруг перекормят или еще что не так сделают, а мне потом надо будет исправлять положение. Конечно, я отдавала себе отчет, что буду смотреться несколько несолидно с шапкой наперевес через левое плечо и с сумкой с бутылочками с молочной смесью, через правое. Но я не могла рисковать жизнью недавно спасенной обезьянки. Все-таки, каракал уже мертв, а Мася вот она, под боком, теплая и живая.

Мне очень не хотелось просить Васю Мохова об одолжении снять отпечатки пальцев убийцы с арматуры, поэтому я решила взять штырь с собой и для начала попытаться сделать отпечатки законным путем, чтобы никого не умолять и никому не быть обязанной. Штырь я аккуратно завернула в целлофан, потом обернула старыми рекламными плакатами. Он был довольно тяжелый и нести его в руках, с учетом того, что я уже таскала на себе, было крайне неудобно. Я взяла шпагат, перевязала штырь в нескольких местах, а в середине навязала из шпагата ручку, чтобы было удобней нести вещественное доказательство.

По дороге в милицию мне пришлось лишний раз убедиться, что я представляю собой весьма колоритное зрелище. Не было ни одного из встретившихся нам людей, кто не обратил бы на меня внимания и не проводил бы взглядом. Я слегка поежилась. Если обычные люди так реагируют, то как меня воспримут в милиции. Конечно, к ним много чудиков попадает. Но не факт, что эти чудики приносят заявление об убийстве и просят провести расследование. Не надо быть провидцем, чтобы догадаться, как воспримут мой визит в милиции.

Но даже самые мрачные ожидания померкли перед действительностью. Когда я вошла внутрь отделения и подошла к окошку дежурного, находящиеся неподалеку менты разом замолчали и уставились на меня. С таким же непередаваемо подозрительным выражением лица на меня уставился дежурный.

- Здравствуй, - бодро начала я с приветствия, и продолжила, - я бы хотела заявить об убийстве и оставить заявление.

Глаза дежурного приняли отсутствующее выражение.

- О каком таком убийстве вы хотите сделать заявление, - вежливо поинтересовался он.

Я поняла, за кого меня приняли. Я не знаю, как нормальному человеку убедить окружающих, что он не псих. Не представляю. Наверное, если начнешься убеждать, то получишь обратный эффект. Поэтому я решила продолжить говорить и попытаться ввести родную милицию, вроде как призванную нас защищать, в курс дела.

- Речь идет об убийстве экспозиционного животного, - продолжила я говорить, - причем, это уже не первый раз. Это уже третье убийство.

- А что вы только сейчас пришли, - насмешливо поинтересовался дежурный.

Наверное, он принял меня за бесплатное развлечение и решил таким образом оживить свои унылые будни.

- Поверьте, это очень серьезно, - пыталась я достучаться до каменных сердец служителей порядка, - убивают экспозиционных животных в зоопарке. А это же все-таки, государственная собственность, - привела я, как мне казалось, неоспоримый аргумент в пользу того, чтобы мое заявление восприняли серьезно.

- Нет сейчас государственной собственности, - услышала я позади себя, говорил один из ментов, стоявших у входа, - сейчас для нас всего важнее частная собственность, если ты еще не слышала. А что это, девушка, ты в руках держишь.

И мент кивнул на упакованную арматуру.

- Это вещественное доказательство, - пояснила я, - орудие убийства.

- Чьего убийства, - насторожился за окошком дежурный и слегка привстал со стула.

- Кошки, каракала. Его вчера убили. Этим штырем. А саму кошку только накануне привезли в зоопарк, ее даже на экспозицию выставить не успели. Ее никто, кроме сотрудников зоопарка, не видел.

- Ну, так и разбирайтесь там, в своем зоопарке, с тем, кто кошку забил. Сюда зачем пришла, - пожал плечами дежурный.

- Я же не знаю, кто убил. Хотя бы отпечатки пальцев снять, - жалобно попросила я.

По реакции окружающих я поняла, что в лучшем случае меня попросят освободить помещение. В это время из дежурки вышел солидный такой лейтенант и уставился на арматуру у меня в руках. Я уже устала держать штырь на весу и поставила его рядом с собой. Может, когда я поставила штырь вертикально, он стал похож на оружие или еще что-то подозрительное. Потому лейтенант вдруг неожиданно рявкнул на всю дежурку:

- А ну- ка, быстро положила на пол.

Я вздрогнула от неожиданности:

- Чего?

- Положила свою дубину на пол! Быстро, я сказал!

В этих условиях мне не оставалось ничего, как послушно положить штырь на пол и попытаться как –то разрядить обстановку.

- Это орудие убийства, которым кошку убили, - скороговоркой проговорила я.

- Какую кошку, - проорал лейтенант.

- Каракала.

- Кого убили, - возмутился он, - каракала или кошку. Ты чего здесь зубы заговариваешь. Зачем с дубиной в милицию пришла.

- Это не дубина, - я старалась говорить как можно спокойнее, - это арматура, которой забили насмерть кошку – каракала, так кошка называется. Она дикая. Ее к нам в зоопарк позавчера привезли, а вчера ее арматурой насмерть забили.

- Кто, - уже тише спросил лейтенант.

- Не знаю, кто. Я потому к вам и пришла, чтобы вы расследовали убийство, и вещественное доказательство принесла, чтобы отпечатки пальцев снять.

- А ты считаешь, что нам больше заняться нечем, кроме как за кошкодавами следить, - ехидно спросил лейтенант, полностью подтверждая прогнозы моих сослуживцев.

- Я знаю, что у вас работы хватает, - кротко ответила я, - но ведь уже третья кошка убита. Надо же что-то делать. Так ведь можно всю экспозицию перебить.

- У вас там сторожа есть, - поинтересовался дежурный, который до этого молча слушал, как я отвечаю лейтенанту.

- Да.

- Лишите их зарплаты, пусть они лучше за животными следят, - предложил дежурный.

- Все случаи в рабочее время были, не ночью, - уныло сообщила я.

- А, - вдруг обрадовался лейтенант, - вы там ходите, ворон считаете, а милиция значит, потом разбирайся. Как будто у нас других дел нет.

Мне хотелось сказать, что видимо, нет особых дел. Потому что они уже почти полчаса толкутся вокруг меня, обсуждают мой злополучный штырь, и было незаметно, что кто-то рвется заняться другим делами. Вместо этого я жалобно сказала, что своими силами никак не получается защитить неповинных животных, на одну милицию надежда. Лесть, конечно, откровенная, но окружающие меня стражи порядка не производили впечатления знатоков человеческих душ. Грубая, неприкрытая лесть для них было самое оно, но они на нее не повелись, не дрогнули их закаленные в суровых буднях сердца.

- Так, девушка, - тоном, не терпящим возражений, сказал еще недавно такой бдительный лейтенант,- вам, видимо, в зоопарке больше заняться нечем. А у нас тут работа и убийство не кошек, а людей. Давай иди и занимайся своими делами, пока тебя по доброму просят.

- Я же понимаю, что вы по доброму со мной, - льстиво заверила я непримиримого лейтенанта, - но можно я хотя бы заявление оставлю.

- Оставляй, - кивнул лейтенант, - вон корзина для мусора, бросай туда.

- Зачем вы так, - я не смогла сдержать обиды, - убивают неповинных животных, совершенно безнаказанно. Сегодня убивают животных, а завтра убьют человека. Должна же быть какая –то профилактика убийств. Нельзя безнаказанностью размножать преступников.

- Ты еще учить меня будешь работать, - вышел из терпения лейтенант, - а ну, быстро, ноги в руки и пошла отсюда. А то сейчас психушку вызову и объясняйся в больнице, как ты собираешься убийцу кошек ловить и профилактику преступлений проводить.

Остальные блюстители закона молчали, одобрительно глядя на коллегу и совсем неприветливо на меня. Я поняла, что лучше уйти. Не знаю, насколько были серьезными угрозы по поводу психбольницы, но лучше не проверять действительность намерений родной милиции.

- До свидания, - вежливо попрощалась я и развернулась к выходу из районного отделения милиции.

- Вали, вали отсюда, - нагрубил вдогонку лейтенант.

Наши были абсолютно правы в своих прогнозах, к гадалке ходить не надо. Конечно, я знала, что я, в некотором роде, человек довольно наивный, но что я настолько не представляю себе отношения нашей милиции к людям, я даже не догадывалась. Теперь еще предстояло выслушать в зоопарке ехидные комментарии по поводу моего похода в милицию.

- Ну, что, - радостно поприветствовал меня Димон по возращении, - как там поживает наша доблестная милиция. Судя по орудию убийства, которое ты принесла назад в неприкосновенности, стражи порядка не кинулись снимать отпечатки. И есть у меня такое подозрение, что вряд ли они проявили энтузиазм в принятии твоего заявления. Конечно, я сквозь папку не вижу, но что-то мне подсказывает, что я прав.

- Никогда не думала, что ты можешь быть такой язвой, - буркнула я в ответ, - даже не подозревала, - и продолжила, - чего ты собственно радуешься, что менты отказались принять заявление. Проблема –то остается. Уже трех кошек убили. Так ведь всю экспозицию перебить можно.

- Как будто проблема бы решилась, если бы менты взяли у тебя заявление, - пожал плечами коллега, - убийства людей остаются не раскрытыми, никому ничего не надо, а тут какие –то кошки. Да, они бы даже в зоопарк ни разу не пришли, нас бы на допросы вызывали и этим бы все расследование ограничилось бы, если бы случилось такое чудо и менты что –то захотели там изобразить. Наверное, любовь к животным, но никак не свою работу. Им за другое платят.

- За что? – полюбопытствовала я.

- Чтобы закрывали глаза на некоторые дела, а то ты не знаешь.

- Меня мало волнует особенность работы родной милиции, если они отказались помочь мне.

- Вот, вот, - грустно сказал Дима, - всех вас мало что волнует, а в результате у нас творится полный беспредел и беззаконие.

- Тебе статьи писать надо, - предложила я ему, - прям по писаному говоришь. Газет начитался лишнего.

- А разве у нас в зоопарке не беспредел, - задал риторический вопрос коллега.

- Так вот я и пытаюсь хоть что-то сделать, чтобы остановить этот беспредел, а не рассуждаю, сижу, как все плохо. Я хотя бы что –то делаю.

- Ну, и что ты делаешь, - ехидно спросил Димон, - бегаешь по ментам с железным прутом и веселишь их там во время дежурства. Новое развлечение. Не только пьяных в обезьянник таскать и побитых мужьями баб из ментовки выгонять, а тут им такое новое бесплатное развлечение в виде тебя заявилось. Представляю, как они там повеселились. И как ты этим концертом, бесплатным, для ментов, борешься с беспределом в зоопарке. Скажи, пожалуйста, как?

- Лучше так, - устало отмахнулась я, - лучше ходить и рассказывать всюду о беде, чем ждать новую. Хоть кто –то может откликнуться, хоть кто-то может помочь. А сидеть и ныть о беспределе каждый может.

- Никто не сидит и никто не ноет. Люди просто каждый нормально работает на своем месте.

- А я что, разве не работаю?

- Работаешь, - хмыкнул Димка, - только после твоей работы новорожденные обезьянки при смерти оказываются.

Значит, не прошел, не замеченным в зоопарке, этот мой грех. Как говорится, обсуждают в кулуарах. Надо же, за глаза обсуждают, а мне никто не высказался, даже Генрих. Раньше такого не было. Наверное, как-то чувствуется, что я уже практически не здешний сотрудник, скоро уйду. Настолько чувствуется, что даже о нарушениях молчат. Ждут, наверное, когда уйду. Стало обидно.

- Я знаю, что я виновата и как могла, справилась с ситуацией, - я говорила медленно, с горечью, тщательно выговаривая каждое слово, - зачем же задним числом меня осуждать. Надо было сразу все в глаза сказать, зачем же

камень носить за пазухой.

- Лучше было бы его сразу в тебя швырнуть, - насмешливо предложил Димон, - чтобы ты совсем духом пала, голову начала пеплом посыпать, а заодно и обезьянку угробила бы.

- Понятно, - вздохнула я, - берегли, значит, мой трудовой энтузиазм и рабочий порыв, чтобы делала все, как надо, как правильно, и для обезьянки лучше.

- Я не понимаю, на что ты обиделась, - пожал плечами Димон, - тебя же пощадили, а ты еще и недовольна. То как полумертвая ходишь, то горишь на работе. А нельзя ли что-нибудь посередине, немного спокойнее, и более предсказуемо.

Я вдруг почувствовала себя совершенно уставшей, и все стало безразлично. А всех больше это наша с Димкой бессмысленная перепалка. Хотя не такая она и бессмысленная. Я узнала, что ни один мой промах в работе не проходит не замеченным и повсеместно обсуждается. Только я об этом ничего не знаю и даже не догадываюсь. Это не как в старые добрые имена, когда недовольство выражалось мне прямо в глаза, а не за спиной шушукались, как сейчас. Наверное, некоторое охлаждение моей дружбы с Фирой сыграло здесь не последнюю роль. Научно-производственное подразделение как –то больше в курсе внутренней жизни зоопарка, чем ветеринарный отдел.

- Я не обиделась, - ответила я Димке, - на что мне обижаться. Я бы сама хотела где-то посередине быть, только у меня ничего не получается.

- Ладно, Надежда, не переживай, - неожиданно подбодрил меня мой подчиненный, - с кем не бывает. Каждый может ошибиться. Не бери в голову.

- Не беру, - кивнула я, соглашаясь, - спасибо тебе за все.

- За что, за все, - растерялся Димон.

Он обычно всегда такой невозмутимый, немного насмешливый, и вдруг смутился. Мне он сейчас показался таким милым и симпатичным. Вообще, с неожиданной стороны открываются мне люди после того, как я полюбила. Сноб и задавака Димка мило смущается, когда его похвалишь, причем, за дело. Настырный злопыхатель Генрих может закрыть глаза на очевидный просчет в работе, когда тебе совсем плохо. Как-то почувствовал мой вечный недруг, что неможется мне, и оставил в покое. Зато закадычная подруга упорно не замечает попыток возобновить старую дружбу, обиделась и наказывает за вакуум информации о моей лично жизни. Что-то мне подсказывало, что это не все мои открытия, то ли еще будет.

© Елена Дубровина, 2008