Глава 54

Мы подъехали к дому Эльвиры, сестры Марата и он пошел за дочерью, а я осталась в машине. Я немного волновалась. Одно дело, романтическое приключение и поездка вместе на отдых. Варенька любит отца и не может простить своей матери, что та его не любит. А может и любит, но проявляет это своеобразно. Я начала немного запутываться в семейной жизни Марата. Что, в общем, не удивительно. Я думаю, он сам до конца во всем не разобрался, кроме того, что хочет быть со мной.

И другое дело, совместная жизнь. Когда я займу свое место в жизни ее обожаемого папы, потеснив немного его дочь. Мы ведь не только в бассейне купаться будем и на снегоходе кататься. Как раз удовольствий в нашей жизни будет по минимуму. Будет работа, бытовые проблемы, неурядицы тоже будут, без них не бывает даже у самых благополучных людей. Среди забот и дел можно что-то просмотреть, не заметить, пропустить, что обидит кого-нибудь из нас и тогда придется всем вместе искать решение проблем. Меньше всего я представляла будущую семейную жизнь как одно сплошное наслаждение друг другом. Будет трудно вначале, когда мы начнем приспосабливаться к друг другу, но я согласна на все. Все выдержу, все вытерплю, все сделаю, лишь бы быть рядом с Маратом. Я не боюсь продешевить и отдаю себя задаром, вспомнила я свои, написанные в ранней юности стихи. Пигалица, что я тогда знала о любви, что понимала. Однако, суть передала верно. Мне ничего не жалко и я ни о чем не жалею. Я могу отдать жизнь, здоровье, все, что мне дано природой, лишь бы быть рядом с Маратом и чтобы ему было хорошо. Чтобы он ни разу не пожалел, что развелся с женой и связал свою жизнь со мной.

Я задумалась и не увидела, как Марат с Варенькой подошли к машине.

- Надя, - услышала я радостный голос девочки и вздрогнула от неожиданности.

- Чего, не ждала так скоро, - спросил Марат и улыбнулся.

Я очнулась от своих мыслей.

- Варенька, девочка моя, как же я по тебе скучала.

Я обняла Вареньку и поняла, что ко мне прильнул родной и без памяти любимый человечек. От переполнявших меня чувств я всхлипнула.

- Ты чего, - девочка отстранилась от меня и с тревогой посмотрела мне в глаза, - ты чего плачешь.

- От радости, малыш, от радости. Я думала, что уже никогда не увижу тебя.

- Что ты, - изумилась девчушка, - я бы не смогла. Я бы обязательно пришла в зоопарк. Что ты, Надя.

- Да, - с протяжным вздохом подвел итог нашей встрече Марат, - тебя, дочь, Надя встретила с куда большей радостью, чем меня.

- Сам виноват, - пробурчала я.

Но развивать эту тему дальше не стала, и мы поехали домой. Уже домой, а не к Марату в гости. Теперь это будет и мой дом.

Этот вечер, который мы провели вместе, наверное, самый счастливый тихий семейный вечер в моей жизни. Рядом со мной два самых родных и близких, любимых человека. Нам всем так хорошо и я впервые в жизни почувствовала себя в семье.

Честно говоря, я считаю, что у меня никогда не было дома. В том смысле, как я его понимаю. Место, где тебе хорошо, где тебя поймут и обласкают. Куда можешь прийти несчастная и больная, обманутая и униженная, нищая и голодная. Там тебе не дадут пропасть, пожалеют и помогут встать на ноги. У меня ничего подобного никогда не было.

Дома я всегда должна быть готова, как пионер, к труду и самообороне. В полном смысле этого слова. Я не могу расслабиться и всегда должна быть застегнута на все пуговицы. В любой момент я обязана предоставить себя в распоряжение своих родных, чего бы им там не понадобилось. Может, звезда с небес. Это я, конечно, утрирую. Но все моя жизнь дома прошла поз знаком надо и должна. Других слов я не слышала. О любви точно ни слова. В нашей семье вообще не принято выражать свои чувства.

Может быть, так повелось от того, что когда –то мама дала волю своим чувствам и вышла замуж за нашего отца. Человека, не созданного для семейной жизни. Не способного отвечать даже за свою жизнь, не говоря уж о наших. В какой-то момент мама решила, что ее брак не удался, и решила расстаться с отцом. Но тут выяснилось, что должна появиться я. Пока мама оформляла документы на аборт, раньше с этим было строго, прошло время для этой процедуры. Так я и появилась на свет.

С Катей было все совершенно по-другому. Отец на какое-то время взялся за ум. Стал весь такой волшебный, правильный. Прекратил мотаться с друзьями, вести веселый образ жизни, путешествовать, наслаждаться бездельем и беззаботностью. Непонятно, что его заставило окунуться в семейные проблемы и помогать маме. Даже деньги начал приносить домой, а не тратить на свои забавы и развлечения. Я знаю об этом времени только по рассказам мамы. В моей памяти нет воспоминаний об отце. Какая-то эпизодическая фигура. Которая периодически появлялась в нашей жизни и требовала к себе повышенное внимание моей мамы. В это самое время и возродилась мамина любовь к отцу, чтобы разрешиться рождением моей бесподобной сестренки. А потом все закончилось так, как закончилось. Отец вернулся к прежнему образу жизни и мои родители расстались, когда мне было шесть лет, а Кате три года.

Когда я первый раз увидела свою сестру, я очень расстроилась. Как можно было восхищаться этим розовым комочком плоти с ярко голубыми глазами. На меня все перестали обращать внимания, хотя и до рождения сестры меня сильно им не баловали. Я тогда подошла к кроватке, где лежала моя новорожденная сестренка, внимательно ее рассмотрела и, вздохнув, сказала: и до чего же плохой и страшный ребенок. Мама мне долго вспоминала эти слова. Иногда мне кажется, что она мне их не простила и не простит никогда. Хотя, как можно обижаться на слова трехлетней девочки.

Потом я полюбила сестренку без памяти. А у нее на меня вообще произошел импринтинг. До замужества я была самым главным и любимым человеком в жизни моей сестры. Мама, по моему, даже немного ревновала Катю ко мне. Потому что сама любила ее больше жизни.

В детстве, когда Катя болела и не могла заснуть, стоило мне подойти к кроватке и дать ей руку, как она мгновенно успокаивалась и быстро засыпала. Когда мы выходили гулять на улицу, мама была совершенно спокойна. Обычно я оставляла младшую сестру у подъезда, строго наказав никуда не уходить и дожидаться меня. И мою сестру было не сдвинуть с места. Она преданно и терпеливо дожидалась меня, пока я носилась с ватагой моих уличных приятелей. Мама меня так и звала в детстве – уличная. Тебя воспитала улица, а ты воспитала Катю, говорила она. А сама мама в это время работала на двух работах, чтобы свести концы с концами.

Между прочим, Катюша моя очень светлый человечек, добрая и самое главное, трудолюбивая. Так что мое воспитание не самое плохое оказалось. По дому все дела всегда делала она. Даже если мама строго наказывала что-то сделать мне, все выполняла сестренка. Она не могла переносить, когда мне попадало за безалаберность и лень. А мама хваталась за голову и уговаривала младшую сестру ничего за меня не делать, для моей же пользы. Катя не понимала маму, какая польза в том, что мне попадает за малейшую провинность. И в этом вопросе мы с сестрой были полностью единодушны.

Я люблю маму и Катюху больше жизни. Для того, чтобы я могла чувствовать себя нормально, мне в каждый момент моей жизни надо знать, что с ними все в порядке. При этом мне достаточно изредка видеть их и хорошо. Главное, чтобы они были счастливы, живы и здоровы. Я могу подолгу не видеть их и не страдать. И не просто не страдать, даже желательно реже с ними встречаться, чтобы как можно меньше слышать о собственных недостатках, каковые в последнее время мои родные только во мне и видят. Не без ориентировки Бориса, конечно.

Наверное, это правильно, что на каком-то этапе жизни ты можешь обходиться без мамы, без поддержки близких родных, и становишься самостоятельной. Хотя этой самой поддержки я почти не ощущала от мамы. Только моя сестренка во всем одобряла меня. Правда, это было дано, еще до ее свадьбы.

Какая бы самостоятельная я ни была, как бы лихо не преодолевала жизненные невзгоды, мне невозможно быть без Марата. Я могу обходиться без своей семьи, а без него – нет. Я не могу не видеть его долгое время. Потому что тогда я начинаю ощущать себя самым несчастным человеком на свете. Я хочу быть с ним постоянно. Обнимать его, чувствовать его дыхание, смотреть в его глаза, ощущать его нежность и любовь. И давать ему все, что он ни пожелает и еще в сто раз больше. Моя жизнь не имеет смысла, если не будет полностью принадлежать Марату.

Я каким-то чудом смогла прожить без него неделю. Самую ужасную неделю, страшнее которой ничего не было. Наша жизнь – чересполосица. За темным, мрачным периодом жизни следует светлый. Сейчас у меня не просто светлый промежуток, он солнечный. Он затмил собой все мои страдания, все горе этой страшной недели моей смерти. Он затмил собой боль моего воскрешения. Чтобы быть такой счастливой как сейчас, я согласна на все муки мира. Потому что невозможно получить такое счастье просто так, ни за что. Только за то, что ты живешь на белом свете. У меня никогда так в жизни не было. Видимо, никогда не будет. И кроме благодарности, ничего другого я к жизни не испытывала.

Ничего особенного в наш первый семейный вечер не происходило. Но каждое движение, каждое слово было наполнено любовью и нежностью. Вечером, после ужина, я собралась помыть посуду, но Марат опять мне не дал. Я встала у раковины и начала мыть тарелки, когда почувствовала, что Марат обнимает меня сзади.

- Иди лучше в зал, - прошептал он, - я не могу смотреть на тебя сзади. Желания разные возникают, а ребенка еще спать не уложили. Лучше будь рядом с ней. Я хотя бы немного успокоюсь. Хорошо.

Он поцеловал меня. После этого у меня появились проблемы сдерживания желаний. Я таяла от нежности и не могла себя заставить отодвинуться от Марата.

- Иди, пожалуйста, - прошептал Марат, - иди. Я из последних сил держусь. Когда ты рядом с Варенькой, мне легче справиться.

Вот опять. Не успела начать новую семейную жизнь, как опять это слово надо. Слово - мой дамоклов меч. Слово, преследующее меня всю жизнь.

- Хорошо, - я резко выдохнула и отодвинулась от Марата.

В зале Варенька, лежа на диване, смотрела мультики по телевизору. Увидев меня, она подвинулась и предложила лечь рядом. Я легла и обняла ее. Ласковое целомудрие ребенка помогло мне справиться с желанием. Все-таки, Марат во всем и всегда прав. Как и сейчас, когда предложил мне идти к Вареньке, чтобы успокоится. Чуть позже я уложила девочку спать, и мы остались с Маратом наедине.

Снова повторилась прошлая волшебная ночь. Невероятно, неужели так будет каждый день. Никогда в моей жизни не было ничего подобного. Я не удержалась. Мне так хотелось сказать Марату, насколько он совершенный и исключительный.

- Ты хотя бы понимаешь, что ты сейчас сделал для меня, - спросила я его и, не удержавшись, поцеловала в губы.

- Что я такого страшного сделал, - прошептал Марат и поцеловал в ответ.

- Ты не представляешь, - я подыскивала нужные слова, - я никогда ничего подобного не чувствовала. Мне просто надо было, чтобы человек оставался со мной, и я шла на какие-то условия и жертвы.

- Так это было для тебя жертвой.

- Почти. Просто я знала, что от этого никуда не денешься, как бы я не хотела этого избегать.

- Что-то не заметно, чтобы ты сильно избегала.

- Еще чего избегать. Только попробуй. Это твой прямой мужской долг. Раньше я совершенно другое под мужским долгом подразумевала. А сейчас я знаю, в чем состоит долг мужчины.

- Милая, ты своими этими речами доведешь меня до того, что единственное, на что я буду способен – только этот долг и выполнять. Я и так уже больше ничего не могу в голове держать, кроме тебя. А ты мне не даешь возможность подумать о чем либо, кроме тебя.

- И не дам, не надейся.

Марат тихо засмеялся и обнял меня.

- Детка, ты становишься ненасытной, но я еще ненасытнее. Не надейся превзойти меня. Мне всегда тебя мало.

- Я не надеюсь. Но мне тебя тоже мало, даже когда я с тобой.

- Ну, вот и договорились, - притворно вздохнул Марат, - что же нам делать.

- Как что, - удивилась я, - насыщаться. Чтобы с голоду не помереть.

- Хорошо, - прошептал Марат, - тогда я первый начну, чтобы мне побольше досталось. Ты согласна.

- Ты же знаешь, - в который раз сказала я, - я ни в чем не могу тебе отказать.

И снова все продолжалось до утра. До ссоры наши ночи были как-то немного спокойнее. Не зря же говорят, милые бранятся – только тешатся. Хотя мне эта неделя дорого стоила, но сейчас я получила немыслимые проценты. После которых утренние хлопоты мне показались детской игрушкой, насколько легко я справилась со всеми необходимыми делами по сборам домочадцев на работу и в школу. Без проблем собралась сама и даже не опоздала на работу.

К сожалению, все оставшиеся дни недели Марат подолгу задерживался на работе. Вечера мы проводили с Варенькой, и я не раз порадовалась, что забрала ребенка от тети. Без нее дожидаться Марата было бы для меня пыткой. После того, как я укладывала ее спать, время до прихода Марата с работы тянулось как на дыбе инквизиции, может, даже медленней. А ночи были такие короткие, что иногда меня брало раздражение на эту стремительную весну с ее светлыми вечерами и ранними восходами.

В зоопарке, даже после своего воскрешения, я не могла войти в рабочее русло и нормально заняться текущими делами. Все держалось на Димке, как когда –то держалось на мне. Я же, проведя утренний обход, кое –как дожидалась обеда, а потом шла в научно –производственный отдел и сидела там с Игорем над иностранными журналами о животных. Он мне переводил все, что ни попрошу. А иногда мы просто сидели и обсуждали статьи или события зоопарковской жизни. За эту неделю Игорь стал, чуть ли не единственным человеком в зоопарке, с которым я себя чувствовала комфортно. Не надо оправдываться, не надо искать повод заговорить. Он был настолько безотказным и предупредительным, что если бы я не любила Марата, то наверное, что-то бы подобное ощутила к Игорю. Хотя ему до Марата, как до неба.

Во время выходных Димки мне пришлось кормить львенка, навестить медвежонка и осматривать детенышей пумы. Я все делала как-то, не вникая, очень поверхностно. Как я никогда раньше в жизни не делала. Мне было не по себе, но настроение было уже чемоданное, и только мой страх сглазить удерживал меня объявить о предстоящем увольнении. Тем более, что это была последняя неделя вместе с Маратом и ни о чем, кроме как о нем, я не могла думать сосредоточенно. Приближалось время его отъезда, и с каждым днем тоска все больше и больше овладевала мною.

© Елена Дубровина, 2008