Глава 46

    Нельзя загадывать, учит народная мудрость, иначе не сбудется. Народная мудрость права. Планы на сегодняшний вечер также не удалось осуществить, как и утренние. Вечером Леха собирался показать нам в кинозале какую-нибудь из старых  комедий с Пьером Ришаром в главной роли. Но не получилось.

   После ужина мы сидели за столом, и пили пиво. И тут обнаружили, что Варенька у нас практически спит. Она сидела рядом с отцом. Потихоньку девочка все больше склонялась Марату на грудь, пока окончательно не легла на него и закрыла глаза.  

  После того, как Марат унес дочь в спальню и уложил в кровать, он вернулся в столовую. За это время мы с Лехой выяснили, что фильм смотреть нам не хочется. Поход в кино был задуман ради Вареньки. Когда основной зритель выбыл, то нам как-то было неинтересно в который раз смотреть знакомые наизусть комедии. О чем Леха и уведомил вернувшегося Марата.

- Что делать будем?- спросил Марат.

- Как что, - усмехнулся Леха, - по коням и на боковую. То есть, - поправился он, - я хотел сказать, на боковую и по коням, - и он подмигнул нам с Маратом.

- Не пошли, - стараясь казаться суровым, сказал Марат, - на каких таких коней ты намекаешь.

- Я не на коней намекаю, а на скачки.

- Не слушай этого старого пошляка, Надюша, - предложил Марат.

- Я не слушаю, - согласилась я и продолжила, - только на самом деле, я так наплавалась сегодня и устала. Если меня усадить в темный зал на мягкое кресло, я усну не хуже Вареньки.

- Кто бы сомневался, - улыбнулся Марат, - растущим организмам больше времени требуется для восстановления.

 Я только собралась попенять ему за такую аналогию, как Леха поддержал меня:

- Не знаю, как ты, Марат, а я давно не играл несколько часов подряд и сейчас не отказался бы оттого, чтобы отдохнуть.

- Я что, - пожал плечами Марат, - я, как все.

   После этого разговора Леха направился на свою половину, а мы с Маратом поднялись в спальню.

- Ну, что, - подмигнул Марат, - спать, значит, ложишься.

Как только мы вошли в комнату, и я оказалась наедине с Маратом, мою сонливость как рукой сняло.

- А ты, - спросила я.

- Я, как ты, конечно. Но спать мне не очень хочется. Честно говоря, совсем не хочется. Что делать будем,- самым серьезным голосом спросил он, но не выдержал и улыбнулся.

  Я немного растерялась, как будто впервые с ним наедине. Стояла и молчала, не зная, что ответить. Я была на распутье. Больше всего на свете я хотела обнять его. Но тогда я уже не рискну спросить его о жене и испортить ему настроение. А мне  так важно выяснить, почему его жена выстрадала сына. Что это были за страдания. Разве он способен причинить страдания.

- Что же ты молчишь, - спросил Марат, - я жду, когда ты попытаешься оторвать мне ухо или завяжешь глаза и начнешь гонять по комнате.

- Ну, ты чего, - не поняла я, - я уже давно так не делаю.

- Вот, я и жду. Пора настала.

- Чего ждешь, - совсем растерялась я.

- Хоть чего-нибудь жду, - улыбнулся Марат, - сначала ждал не дождался, когда мы наедине останемся. А когда, наконец, мы одни и никто не мешает, ты стоишь, как не родная, еще и смущаешься. Иди ко мне, - позвал он.

 Я подошла.

- Я покажу тебе гусарский прием, - предложил Марат.

- Это как.

- А вот так.

 Марат взял меня на руки, и через мгновение я лежала на кровати, рядом с ним.

- Ну, как тебе приемчик, - спросил он, обнимая меня.

- Впечатляет, - согласилась я, - а можно мне тебя спросить.

- Спрашивай, - разрешил Марат.

- Только не подумай, пожалуйста, что я что –то такое имею в виду, - начала разъяснить я.

Марат перебил меня:

- А что имею, то и введу. Да. Знаменитая фраз, - он взял губами, очень нежно, мою мочку уха, а потом начал целовать шею рядом.

 Я поняла, что если я сейчас не спрошу его, то потом тем более не решусь. И все будет, как вчера, когда я за всю ночь так и не собралась с духом, чтобы задать свой вопрос. После сегодняшнего разговора с Варенькой мне совершенно необходимо было узнать, что за страдания были у его жены.

 - Я так давно хочу спросить тебя и все никак не решаюсь, - повторила я вступление.

- А почему не решаешься, ахмурился Марат, - что это за вопрос такой.

- А ты не обидишься.

- Смотря что спросишь.

- Личное, - обреченно выдохнула я

- Я рад, - важно сказал Марат, - что не пытаешься выведать у меня государственные тайны.

- Ты опять надо  мной смеешься, - упрекнула я его, - ну, пожалуйста, скажи, что не обидишься, - попросила я его самым жалобным тоном, на который была способна.

-Ты просишь невозможное, - вздохнул Марат, - потому что от такого дива, как ты, можно ожидать всего.

- Я правда, такая, да, - расстроилась я, - на все способная.

- Конечно, ты на все способная, - вздохнул Марат, - например, на то, что я больше не могу терпеть. А ты меня еще так ни о чем и не спросила.

  Как будто могу терпеть я. Потом, когда мы лежали рядом, Марат спросил:

- О чем вы с Варенькой сплетничали.

- О разном, - уклонилась я от ответа.

- Я смотрю, ты после разговоров с ней смущаться начала. Не понимай ее буквально, делай скидку на возраст. Это ведь она нас свела, знаешь.

- Она? – удивилась я, - как так.

- А вот так. Пришла она из зоопарка и только и разговоров, что про какую-то там Надежду Юрьевну. И красивую, и добрую, и самую умную. Все –то она умеет, все знает. И такая красавица. И так далее и все по - новой. Один раз в неделю сходит и всю неделю разговоры об этой чудесной Надежде Юрьевне. В конце концов, меня пробило. Любопытно стало. Решил заехать на территорию зоопарка. А это Надежда Юрьевна, как вихрь, проносится мимо. Даже рассмотреть толком не удается. Наконец, Вареньке удалось тебя поймать и познакомить со мной.

- Я тогда сразу в тебя и влюбилась, - перебила я его.

- Что-то не заметно было, - засомневался Марат, - стоит мне подъехать, - как ты испарялась в неизвестном направлении.

 Я пожала плечами:

- Почему не известном – известном. Я к себе в ветпункт уходила. Чтобы лишний раз не светиться. Чтобы ты не понял, как ты мне нравишься.

- У-у, ты какая, - протянул Марат, подражая знаменитому юмористу, - вредная.

- Я не вредная, - попыталась оправдаться я, - ты же женат. В женатых влюбляться нельзя, знаешь.

- Что женатые, не люди что ли, - не согласился Марат.

- Люди, - я поцеловала его, - еще какие люди. Но я тогда этого ничего не знала. Мне было стыдно, что попала под твое обаяние, как кур во щи.

- Ну, у тебя и сравнения, - усмехнулся Марат, - как кур во щи. И это о любви. Не романтично как-то, Наденька. Как моя теща выражаешься. Не к ночи будет помянута.

  Услышав про тещу, я, наконец, решилась спросить Марата:

- А почему твоя жена сказала, что она выстрадала своего сына. Разве рядом с тобой можно страдать. Это же невозможно.

  Услышав мой вопрос, Марат приподнялся, опершись на руку.

- Тебе так важно это знать, - спросил он.

- Да, - горестно кивнула я, уже не рада тому, что мне удалось брякнуть мой вопрос.

- Почему тебе это интересно.

- Я думаю, - забормотала я, - я думаю, думаю, что, - бормотала я, не решаясь сказать жуткое слово – измена.

- Я рад, что ты умеешь думать, - усмехнулся Марат, - но все –таки – почему.

Ты считаешь, что я обижал ее или издевался.

Я в ужасе закрыла ему рукой рот:

- Что ты такое говоришь, милый, что ты говоришь. У меня и мысли не было об этом.

- А о чем у тебя были мысли.

Я решилась:

- О других женщинах, - выдохнула я.

Марат сначала не понял:

- О каких других женщинах, - удивился он.

- О тех, которые у тебя были, - еле слышно прошептала я.

Но он услышал и улыбнулся:

- Почему ты решила, что у меня они были.

- Потому что в тебя невозможно не влюбиться. А жена сказала, что она выстрадала сына.

- Далась тебе эта фраза, - Марат вздохнул, - вот никогда бы не подумал, что ты имеешь в виду супружеские измены.

- А разве сейчас…, - с испугом пискнула я.

Марат покачал головой:

- Я не считаю наши отношения изменой жене. Она же сказала, что ей от меня ничего не надо. Я могу быть свободен. Вот я и свободен.

Он лег на спину и продолжил говорить:

- Внешность обманчива, знаешь. Почему –то считается, что у меня много связей на стороне. Близкие друзья знают, что это не так. А остальным я не должен ничего доказывать, – и тут же быстро сказал, - я не тебя имею в виду.

- Не обязательно много, - не согласилась я, - достаточно и одной, чтобы жена начала переживать.

- Ты удивишься, - серьезно сказал Марат, - но не было и одной. За все двенадцать лет нашего брака я не изменял жене.

- Да, - поразилась я, - а из-за чего же страдала твоя жена.

- О-о, - протянул Марат, - Марина всегда найдет из-за чего ей страдать. Например, из-за того, что я не похож на ее папу. Ее папа, - пояснил Марат, - еще не старый маразматик, который вообще самостоятельно не говорит ни одной фразы. Только повторяет то, что сказала ее мама. Теща- это вообще отдельная песня. Тещи из анекдотов по сравнению с ней – ангелы, кроткие овечки. Гоголя читала, спросил он, и когда я кивнула, продолжил, - это Солоха, Хивря, ведьма-панночка, черт, староста и Екатерина вторая в одном стакане. Хотя, на стакан она не похожа. Не смотря на свои не самые молодые годы, фигуру она блюдет. Ходит в шортах, в обтягивающих брючках. Такой макияж смелый делает, что дочери даст фору. В семье все подчинено только ей. Как она сказала, так и будет. В любимицах у нее старшая Маринкина сестра. Там зять дипломат, из-за границ не вылезает и любимой теще подарки ото всюду везет. Она была такой приветливой и веселой до свадьбы, а буквально на второй день тещу как подменили. Бред какой- то. Я о таком только в анекдотах слышал. Вдруг сам оказался героем такого анекдота. Пока в Казани жили, терпимо было. Потом родилась Варенька. Марина приехала в Москву рожать, к какой-то там знакомой тещиной гинекологине. Нормально родила. Представляешь, встречаю их у роддома, а теща на всю округу – еще одна зассыха родилась. Что же ты, Марат, на сына оказался не способен. Вокруг люди. Хоть стой – хоть падай. Не знаешь, что и сказать. Я отшутился. Типа – еще не вечер. А потом смотрю – Маринка стоит и в такт матери так согласно кивает. Что-то у меня тогда уже произошло. Какой-то осадок неприятный остался. Потом мы, правда, в Казань уехали и года три нормально прожили.

 Он помолчал немного и продолжил:

- Старшая Маринкина сестра уехала с мужем за границу и тут теща обратила всю нерастраченную энергию на нас. А этой энергии у нее будет больше, чем у меня, тебя, Маринки, вместе взятых. Эту бы энергию, да на мирные цели. А вместо этого моя теща представляет собой термоядерную бомбу с неуправляемым зарядом. Для начала она к нам приехала. Маму мою обидела, она у нас гостила, с Варенькой нянчилась. Мама обиделась и уехала. Теща так буднично говорит: Ну, все дочка, поехали домой, в Москву, чего тебе в этой дыре делать.

Он усмехнулся, вспоминая:

- Нашла коса на камень. Варенька любит мою маму больше всего на свете, а тут она уехала. Подходит к теще и говорит: Абика из-за тебя уехала. Та как заорет: какая еще абика, говори нормально. На русском языке говори: бабушка. И Варенька так четко и ясно говорит, она очень рано говорить начала и правильно: не кричи на меня, ты не у себя дома. Если абика уехала, то я поеду с ней. Теща ей: ты как с бабушкой разговариваешь. Вот придешь ко мне, я тебя научу, как себя вести. Тут Варенька и выдает: запомни, баушка, я никогда к тебе не поеду. Она с тех пор так тещу баушкой и зовет, никогда бабушка не скажет. Такой скандал был. Как на вулкане неделю жили. Теще –то такая жизнь в кайф. А мои все разболелись, даже Маринка. Вареньку пришлось к маме в Чистополь увезти. Она два дня не только ничего не ела, даже почти не пила. Мы испугались. А теща предлагает, надо ей зонд вставить и насильно кормить. Тут даже Маринка не выдержала. В общем, дочку отвезли к моей маме, а Маринка уехала к своей. Так и металась несколько лет на два дома. В Казани работу потеряла. Потом, правда, снова устроилась. Мать ее, конечно, здорово достала. В какой-то момент ей так все надоело и у нас даже отношения начали налаживаться. Она забеременела. Я подумал, все – пронесло. Оказывается, нет. Сын, о котором все мечтали, оказался последней каплей в нашем браке.

   Во время рассказа настроение Марата совершенно изменилось, горькие складки залегли в углах рта и на переносице. Он лежал рядом, даже немного отодвинувшись от меня. Я разбередила старые раны, всколыхнула старые обиды, и от очарования этой ночи не осталось и следа. Как и от сна. Марат смотрел в полоток, подложив руку под голову, а меня как будто и не существовало. Я не представляла, что мне делать, мне даже было страшно прикоснуться к нему. Вдруг он, весь в власти тягостных воспоминаний, оттолкнет меня. Я сказала единственно, что могла сказать в этой ситуации:

- Прости, меня, пожалуйста. Прости. Я не знала, как это больно. Я спросила, не подумав. Прости меня, пожалуйста. Если не сейчас, то хотя бы попозже прости.

Он вздохнул:

- Тебя –то за что прощать. Ты здесь совершенно ни при чем.

- При чем, - не согласилась я, - и очень даже. Я пристала к тебе с этим вопросом и расстроила тебя. А ты был такой счастливый, и я тебя этого лишила.

- Чего ты меня лишила, - усмехнулся Марат.

- Хорошего настроения, - грустно ответила я.

Он приподнялся на руке, которая до этого была под головой:

- Разве хорошего настроения так лишают.

- А как?

- Тебе у моей тещи поучиться надо.

- Милый, - я закрыла рукой его губы, - пожалуйста, не надо больше о ней. Пожалуйста, не вспоминай плохое. Прости меня, что я все это снова разбередила.

 Он взял мою руку и поцеловал в ладонь:

- Какая ты дурочка, просто чудо.

- Пусть я буду дурочкой, - согласилась я, олько не надо никого вспоминать.

- Да, ничего страшного, - отмахнулся Марат, - не бери в голову. Рано или поздно мне пришлось бы рассказать. Только одно непонятно все-таки. Что тебя так волновал этот вопрос. Ни в какую успокаиваться не желала, ни под каким видом.

- Мне хотелось знать, - я замялась.

- Чего тебе хотелось знать.

- Сколько у тебя было таких, как я, - нерешительно выговорила я.

Марат запрокинул голову и засмеялся. Я так обрадовалась, что он пришел в себя, что даже не очень и хотела спрашивать, чем я его опять развеселила. Потом не выдержала:

- Я какую-то глупость сказала. Да?

- Ты не можешь говорить глупости, - успокоил меня Марат, - ты творишь словесные шедевры, а я ими восхищаюсь.

- Правда, - я поднялась повыше и легла ему на грудь, чтобы видеть его лицо.

- Конечно, - подтвердил Марат, - ты сама не понимаешь, что ты спрашиваешь. Разве могут существовать в природе еще такие, как ты. У меня просто физически не могло быть подобного тебе.

- Ты уходишь от вопроса, - констатировала я, - я же не имела в виду, что именно, как я. Я хотела знать, - я снова замялась, боясь ненароком как –то больно задеть его, - ну, был ли еще кто-то. Понимаешь.

- Понимаю, - Марат нежно взял меня за плечи, подтянул и положил на грудь себе, - какие мы ревнивые. Ого-го-го. Да?

- Ну, я не то чтобы ревную, - протянула я.

- Конечно. Я не ревную, но предупреждаю.

- Как я могу тебя предупреждать, - прошептала я, - когда все что мне надо, это, чтобы ты был.

- Как это был, - начал дурачиться Марат, - в смысле был, значит, был. Теперь тю-тю.

- Ах, ты бессовестный, - я поцеловала его в подбородок и пояснила, - что ты есть и чтобы всегда был. В смысле будешь.

- Ленин жил, жив и будет жить, - засмеялся Марат.

- Что ты, милый, это так, фальшивка. Парадные славословия. А я же имею в виду совершенно другое. От одной мысль, что ты есть на земле, даже просто рядом, уже можно стать счастливой.

- Опять ты заладила. За ручку подержались и хорошо.

- Ну, ты чего, - не согласилась я, - ничего себе за ручку подержались. Мы что всю ночь за ручки что ли держались.

- А ты у меня – ревнивая, - протянул Марат, - прям, Отелло в юбке. Хотя я тебя в юбке ни разу не видел. И кучерявая такая же, как Отелло.

 Марат поднял руку, чтобы погладить меня по голове, но так и не прикоснулся к волосам. А раньше он все время зарывался лицом в мои волосы. Какая я дура, что постриглась. И вообще, я дура, что пристала к нему с расспросами, расстроила его, не дала заснуть. Дура, просто дура.

 

© Елена Дубровина, 2007