Глава 33

Марат позвал меня в машину, чтобы вручить мне маленький сувенир со «стройки коммунизма». Это был очень изящный флакон духов, упакованный в такую красивую коробку, что жалко было ее открывать. Сама коробка в свою очередь была завернута в роскошную обертку с укрепленным наверху бантом. Как можно разрушать такую красоту. Ее надо поставить на тумбочку и любоваться. Но Марат настоял, чтобы я все раскрыла и попробовала духи, нравится ли мне запах. Неужели он может мне не понравиться, когда эти духи привез Марат. У меня кружилась голова, то ли от приятного запаха духов, то ли от близости Марата. Сам он сидел рядом и просто наблюдал за мной.

Я не могу быть такой спокойной, когда вижу его. Этот чувственный изгиб губ, волевой подбородок, чистый прямой лоб и густые, коротко стриженые волосы. Раньше я терпеть не могла короткие стрижки. Все мы выросли в эпоху романтизации хиппи. И длинные густые волосы, шапкой обрамляющие голову, были признаком мужской привлекательности. Короткая же стрижка у меня ассоциировала с обитателями тюрем. Любовь, как говорится, зла и даже коварна. И то, что раньше отталкивало, сейчас вызывает восторг и нежность. С дороги он не успел побриться и короткий ежик на щеках делал его совершенно неотразимым. Ему идет все. Невозможно испортить совершенство.

Марат в этот вечер не сделала ни единой попытки прикоснуться ко мне, хотя сама я просто умирала от желания обнять его. Сидеть рядом с ним и даже не дотронуться хотя бы до его руки, спокойно лежащей в нескольких сантиметрах от меня – это испытание. Как же быстро все вернулось назад, и я забыла недавние переживания, свою тоску и обещание забыть его. Не знаю, как, но мне удалось собраться с силами и выйти из машины. Возвратившись домой, я не замечая никого и ничего. В мыслях я продолжала находиться в машине с Маратом, а не в этой аварийной халупе, где меня ждали Кафея-апа, мой юный фиктивный муж и Чара.

Я пребывала в своем нереальном состоянии всю ночь, которую я пролежала почти без сна, в полузабытьи, время от времени вдыхая запах подаренных Маратом духов. В этом же сомнамбулическом состоянии я находилась и с утра на работе, пока меня грубо и бесцеремонно не вернули в обыденную реальность. В ветпункт заглянул Генрих и сказал, что меня в конторе ждут представители общественности.

- Какие представители, какой общественности, - не поняла я.

- Они вас в конторе у директора ждут, сходите и узнаете, - предложил Генрих.

Как-то он слишком спокойно говорил, без этих своих постоянных упреков и недовольства. Он даже улыбался, что ему совершенно было не свойственно при разговоре со мной. Какая такая общественность может мною интересоваться. Неужели, где-то узнали о фиктивном браке. Может, это из милиции пришли. Чего это наш Уляшкин так ехидно радуется. Наверное, когда Кафея-апа меня прописывала, в паспортном столе обо всем догадались. Они же вместе с милицией в одном здании находятся. Допрыгалась, Каманина. Сейчас тебя на глазах у всех арестуют.

Заныло сердце, предчувствуя неприятности, и я побрела в контору дирекции с самыми тяжелыми предчувствиями. Еще утром я была самым счастливым человеком на свете и вот. Допрыгалась. Самое обидное, это же не я все придумала с фиктивным браком и пропиской. Я просто не решилась обидеть друзей, а теперь одна буду за все расплачиваться. Благими намерениями выстлана дорога известно куда. Вот я сейчас туда прямиком и направляюсь.

На первом этаже дирекции я встретила Фиру с Игорем. Увидев меня, они заулыбались.

- Привет еретикам, Джордано наш Бруно,- жизнерадостно поприветствовала меня Фира.

От удивления у меня непроизвольно открылся рот. Какие еретики, причем здесь Джордано Бруно. Единственное, что я поняла и немного успокоилась, к моему семейному положению настоящий визит общественности не имел никакого отношения.

Наверху, в «предбаннике» у Ларисы, сидели две бабули вполне благообразного вида. Увидев меня, одна из них спросила Ларису, это ли ветеринарша. Лариса кивнула. Старушка посмотрела на меня, и я увидела превращение из обычной пожилой женщины в ведьму. Волосы как –то сразу стали дыбом и седые кудельки выглядывали из под платка на манер змей Медузы Горгоны. Высоким пронзительным голосом ведьма заголосила:

- И глаза твои ослепнут, что смеешь смотреть на убийство божьей птицы и содействовать убийству.

- Да, да, -согласилась вторая бабулька, не менее агрессивного вида, - ослепнут глаза ее и глазницы покроются смрадом и гноем.

Сказать, что я была поражена – ничего не сказать. От непонимания происходящего, от изумления, я не могла вымолвить ни слова. Как только я пыталась открыть рот, бабульки еще активнее осыпали меня проклятиями. Лариса, склонившись за машинкой, буквально давилась от хохота. Но мне было не смешно. Незнакомые бабули среди белого дня, прилюдно осыпают меня проклятиями ни за что, ни про что, а сослуживцы только веселятся.

- В чем дело, - наконец вклинилась я между словесными извержениями старушек.

- Она еще спрашивает, - возмутилась первая старушка, похожая на Медузу Горгону.

- Да, да, - поддакнула вторая.

- А что, я не могу спросить, почему на меня бросаются незнакомые люди, - возразила я.

- Это ведь ты голубей ловишь и убиваешь, - прокурорским тоном спросила Медуза Горгона.

- Ну, не совсем я. Но ловят голубей по моей просьбе. Для барсов. Чтобы их лечить, - я попыталась разъяснить ситуацию старушкам.

- Ты знаешь, что это божья птица. Сам господь предстал в виде голубя, - грозным голосом продолжала Медуза.

- Среди наших голубей точно господа не было, - сказала я, - уверяю вас.

- Она еще смеется над нами, - визгливо сказала вторая старушка.

- Проклята, - зловещим голосом сказала Медуза, - проклята была и проклята будь. И падет проклятие на детей твоих и весь твой род. И ослепнут глаза твои, глядящие на зло. И зло поглотит тебя, но земля тебя не примет. Будь ты проклята.

- Аминь, - поддержала ее подруга.

Я немного успокоилась. До бога далеко, а о моем фиктивном браке и прописке в аварийном доме им ничего не известно. Ну, и злыдни, однако, божьи –то люди. Ничего себе богомольцы.

- Как же вы можете такие вещи говорить, - я попыталась увещевать разгневанных бабушек, - а еще в бога верите. Разве можно быть такими злобными. Да еще в вашем возрасте. Вам на самом деле пора о боге думать, а вы злобствуйте.

- Ты нам будешь говорить, что нам делать, - снова начала заводиться первая бабуля. – Ты, истребляющая божьих птиц. Ты проклята, - грозно закончила она.

Я устало кивнула:

- Хорошо, я проклята. У вас других вопросов ко мне нет?

- Мы завтра с батюшкой придем. Он ужо поговорит с тобой. Наставит тебя. Объяснит, что значит наше проклятие, - жутким голосом, завывая, сказала вторая бабуля.

- Оно значит, что вы очень злые женщины и вам ни до чего дела нет, кроме своих интересов. Сейчас это бог, а раньше, наверное, был коммунизм или еще что-нибудь подобное, - предположила я.

- Враг народа, - взвизгнула Медуза Горгона, - настоящий враг народа. Враг бога, враг народа. Враг всему. Проклятая, проклятая девка.

Лариса перестала смеяться и уже с испугом прислушивалась к нашему диспуту, для конспирации уставившись в печатную машинку. Конца не будет этой беседе. Бабули на пенсии, время у них не ограниченно. А мне надо еще Артуру помочь мясо раздать и осмотреть молодых пони, которые оба, разом, захромали.

- Мы уже практически закончили лечение барсов, - примирительно сказала я, - больше голуби нам не понадобятся в таких количествах, как раньше.

Бабули, вместо того, чтобы успокоится, пошли на второй круг проклятий.

Тогда я обратилась к Ларисе:

- Я могу быть свободна. Это все вопросы ко мне? - кивнула я на старушек.

Она пожала плечами, опасливо косясь на богомольцев. Видимо, побаивалась вызвать огонь проклятий на себя, если скажет, что я свободна.

- Передай директору, что я в курсе. Что могу – сделаю, - попросила я Ларису и вышла из помещения.

Вслед мне продолжали нестись проклятия и угрозы привести батюшку.

Когда я пришла на кормокухню, то поняла, что все уже в курсе происшедшего. Артур усмехнулся, увидев меня, и предложил не брать в голову. А я и не взяла. И без бабулек проблем хватает.

Мы раздали мясо хищникам. Инна была выходная, а Артур отказался от подменной Кати и сам раздавал мясо. Я заменяла страховщика. Потом отправилась в слоновник, где в небольшой загородке находились пони, родившиеся в прошлом году. Им еще не было и года. Последнюю неделю они заметно прихрамывали, а сегодня одна из них вообще еле поднялась. Таня из копытного ряда с утра сказала об этом. В своем отрешенном состоянии, я за целый день не смогла осмотреть пони. Можно поблагодарить богомольных бабушек. Благодаря ним, я вернула работоспособность. Обычно я предлагаю Димону заниматься проблемами копытных. Но пони я не боюсь, да и Димка сегодня выходной. В любом случае, с ним все равно придется консультироваться. Болезни копытных он знает намного лучше меня.

Таня вывела понят из слоновника, чтобы продемонстрировать их проблемы в полной мере, без ограничения расстояния. Когда они только вышли, хромоту почти невозможно было заметить. Таня начала гонять понят по кругу и сначала один пони, а потом и второй начали заметно припадать на передние конечности. Таня продолжала гонять их по кругу и один из пони начал спотыкаться. Я подняла руку – достаточно. Пора завершать пробежку. Понятно, что у обоих пони боль в передних конечностях. Сложно понять в какой, в правой или левой. Такое впечатление, что хромают малыши на обе передние конечности.

Начинаю осмотр с копыт одного пони, потом второго. Форма копыт не изменена, температура не повышена. Поверхностные повреждения отсутствуют. При давлении на копыта и ударе по подошвенной поверхности болевой реакции нет. Значит, болезни копыт можно исключить. Во всяком случае, при наружном осмотре, без специальных исследований.

В спокойном состоянии никаких отклонений в постановке конечностей нет. Не изменена форма суставов, пони спокойно стоят, не напрягаясь. Пальпацией конечностей также не удалось выявить болезненный очаг. Отсутствует болевая реакция и при пальпации вдоль позвоночника. С озадаченным видом брожу вокруг пони. Щупаю, мну, давлю, кручу, отвожу конечности вбок, внутрь – пони спокойны. Даже не шелохнуться. Начинают двигаться, и сразу заметно проявляется хромота. Как же не хватает Димки. Он еще и завтра выходной. Хромота у поняшек прогрессирует не по дням, а по часам. До его возвращения с выходных пони вообще обезножат.

Я не могу поставить даже предположительный диагноз, почему хромают пони. Вокруг стоят рабочие копытного ряда, Таня с Володей и извозчик Шурик. Он заведует верховыми прогулками на лошадях и на пони в зоопарке. На маленьких пони верхом еще не ездили, но в повозки их запрягали и катали детей. У Шурика в отношении пони прямой интерес. От их здоровья и работоспособности у него зарплата зависит. Для молодого парня после армии проблема финансов очень актуальна. Он недовольно хмурясь, смотрит в упор на меня. И в его взгляде я читаю: ничего ты не знаешь. Как жаль, что Димы нет. Мне и самой очень жаль.

Когда я училась в институте, наши преподаватели нам говорили: всегда держите гвоздь в кармане рабочего халата. Зачем, спрашивали мы. И нам отвечали, чтобы всегда была причина, по которой болеет животное, если вы не знаете, почему оно болеет. Достаете гвоздь из кармана и говорите, вот почему скотина заболела. Гвоздь в кармане, конечно, должен быть больше в переносном смысле, чем в прямом. Но мне ничего умного в голову не приходило, чтобы продемонстрировать свой гвоздь. Я привыкла полагаться на Димона и особо не вникала в патологию лошадей. Теперь вот поплатилась за легкомыслие. Обычно меня все равно как-то осеняет, и я импровизирую на ходу, что-то заумное скажу, и лица владельцев светлеют: все будет в порядке. В настоящий момент вдохновение покинуло меня. Откуда же ему взяться после бессонной ночи и невменяемого состояния влюбленности.

- У меня один знакомый врач есть, - нерешительно начал Шурик, - он болезни ног у всех лечит. У людей, у собак. И у лошадей тоже может. Он на ипподроме работал. Жеребца скакового лечил. Успешно говорят. У него какое-то лекарство есть, он его в сустав вводит и нога потом, как новенькая. Кто ходить не мог, прыгать начинают.

- Ты это сам видел, и только слышал о таких чудесах, - решила уточнить я.

- Ну, людей не видел, конечно. Я жеребца уже после лечения на ипподроме видел. Нормально ходил, не хромал.

- А хромого ты его видел.

- Нет.

- Так, может, он и до лечения не хромал.

- Зачем же тогда его лечить, если он не хромает, - возразил Шурик.

- Что делать будем, Надежда, - вступил в беседу Костя.

Конец рабочего дня. Все ждут моего решения, а я не знаю, почему хромают пони, и еще меньше представляю, что же делать.

- Наверное, самое оптимальное, - задумчиво говорю я, пытаясь представить, что же самое оптимальное и тут меня осеняет, - самое оптимальное, - бодро продолжаю я, - это провести скрининг с целью выяснить симптоматический ответ на начало лечения.

Очень эффектно получилось. Наши рабочие уважают умные слова. Благо Димка не слышит. Он бы мне показал скрининг. Конечно, осмотр двух пони нельзя назвать массовым обследованием. Но ведь не одно же животное. В ветеринарии не пользуются термином скрининг, у нас употребляют более понятное слово диспансеризация.

- А как это, провести скрининг, - с уважением спросил Шурик, еще недавно с недоверием наблюдавший мои приемы осмотра пони.

- Я сейчас введу поняшкам комплексный препарат, обеспечивающий одновременно анестезию и аналгезию.

Я решила ввести пони анальгин. Чтобы инъекция была не такой болезненной, добавлю раствор пол процентного новокаина. Расшифровывать, что входит в состав моего, так называемого, комплексного препарата, я не стала. Небольшая аналгезия пони не навредит, а начинать какую-то эффективно действующую терапию, не зная диагноза, не допустимо. Можно понят угробить. У лошадей свои тонкости в реакции на различные лекарственные препараты, которые я не знаю так хорошо, как Димка. Как-нибудь дождемся его на аналгетиках.

Иду к себе в ветпункт, готовлю два шприца со смесью анальгина и новокаина, потом назад в слоновник. Делаю инъекции в мышцу каждой пони, по очереди. Они даже не шелохнулись. Волшебная сила новокаина. Правда, всегда надо смотреть совместимость препаратов. Как попало, новокаин не смешаешь. Зато, если смешивание допустимо, то боли при введении раствора не будет.

Пока закончили возиться с пони, время шестой час. Я задержала рабочих. Но преисполненные важности участия в таком серьезном мероприятии, как скрининг, они даже не упрекнули меня. Хорошо бы слово не запомнили и не повторили его Димке.

Меня, конечно, немного мучила совесть, но как учили нас в институте: никогда, ни при каких условиях не показывайте, что вы чего –то не знаете и не уверены в себе. Никогда. Уронить авторитет недолго, а вот поднять его и вернуть на прежнюю высоту иногда может быть невозможно. Сегодня я больше спасала свой авторитет, чем занималась болезнью пони. Как выяснилось – не зря. На выходе из зоопарка я встретила улыбающуюся, довольную Таню, которая радостно сообщила мне, что пони начали брыкаться в своем закутке в слоновнике. До этого они целый день простояли без движений. Хорошее средство анальгин с новокаином, быстро действует.

Выйдя за ворота, я увидела на другой стороне дороги знакомую машину Марата и приняла этот факт, как само собой разумевшееся. С довольной улыбкой я направилась к машине, но тут за стеклом показалось расстроенное лицо Марата. Мою улыбку сдуло, как ни бывало. Что еще случилось!

- Надюша, - он опустил стекло, - ты только пойми все правильно. Но мне опять надо ехать.

- На «стройку коммунизма», - упавшим голосом спросила я.

Марат заулыбался. Мой опечаленный вид и унылый голос не оставляли сомнений, как я расстроена.

- Сядь в машину, - попросил он, - я все тебе объясню.

Я покорно обошла капот, открыла дверцу и села на переднее сиденье. От переживаний, что опять долго не увижу Марата, я уже не ощущала с такой первобытной силой его притяжение. Я была один большой комок горя и тоски. Зачем, зачем он вернулся. Чтобы мучить меня. У меня дрожали губы, и я не могла ни словом упрекнуть его, без того, чтобы не расплакаться. Поэтому я сидела молча, изо всех сил стараясь, чтобы не была заметна моя готовность заплакать.

- Ну, вот, мы и обиделись, - мягко сказал Марат, - когда у меня Варенька собирается заплакать, я сушу ей слезки.

-Как это, - всхлипнула я.

- Вот так, - улыбнулся Марат.

Он взял меня за подбородок так нежно, что прикосновение кошачьей лапки и то было грубее. А потом наклонился и поцеловал сначала один глаз, потом другой. Я закрыла глаза и ничего, кроме его губ, мне было в жизни не надо. Только сидеть и ощущать ласку его губ.

- Ну, как, высохли слезки, - услышала я его голос.

Я неохотно открыла глаза. Марат смотрел на меня в упор. Как можно смотреть на меня таким откровенным взглядом, когда собираешься уезжать. Я ведь живая, я все чувствую. Я не могу оставаться спокойной, когда на меня так смотрят.

- Я должен увезти маму в Чистополь, - Марат говорил так успокаивающе мягко, как разговаривают с маленьким ребенком, - Мы сейчас выезжаем, ночью будем там. А завтра я вернусь и мы увидимся. Хорошо?

Я кивнула.

- У меня совершенно нет времени, - продолжал Марат, - но я все таки решил заехать, тебя предупредить. Чтобы ты больше не пыталась бежать от меня.

- Я не буду пытаться, - пообещала я.

Потом шумно выдохнула и стала открывать дверцу, чтобы выйти из машины.

- Подожди, - попросил Марат.

- Что, - я остановилась.

Он наклонился и быстро поцеловал в губы.

- У тебя еще одна слезинка осталась. На губы скатилась.

© Елена Дубровина, 2007