Глава 18

    Последний выходной день я наконец-то провела дома. Моих домашних снова до вечера не было и мы с Чарой нагулялись от души. А потом даже поспали вместе после обеда на моем диване. Благо мамы дома не было, и она не могла видеть это безобразие.

   На следующий день я шла на работу с тревожным ожиданием: что еще у нас случилось. Плохого, к счастью, ничего не произошло. Директор выделил транспорт, как и обещал, для поездки в зверосовхоз за кроликами. А я была на выходных и не успела позвонить в совхоз, узнать, можно ли сегодня выписать кроликов.  Пришлось с утра оккупировать телефон в бухгалтерии. Все время, что я разговаривала с директором совхоза, бухгалтером и зав. кроликофермой, я ощущала на себе сверлящий взгляд Анны Ивановны. Мало того, что предстояли расходы на кроликов, еще и телефон бухгалтерии заняла.

    Директор меня за свой телефон не пустил, ждал звонка из Москвы. В предбаннике сидел Игорь, тоже ждал этого звонка. Он должен был переводить какого-то деятеля из Латинской Америки, из всемирной организации зоопарков. Увидев меня, Игорь на какое-то мгновение обрадовался, некое подобие улыбки промелькнуло на лице. Надо же, царевна наша Несмеяна, проблески положительных эмоций проявил. Благо, Фира не видит. Уж тогда не поздоровилось от ревнивой начальницы не только Игорю, но и мне, за компанию.

    Наконец, удалось обговорить с бухгалтерией зверосовхоза все условия. Я взяла у Анны Ивановны доверенность и чековую книжку, и мы поехали в Бирюлинский зверосовхоз, где протекала моя студенческая практика и первые годы работы. В зверосовхозе уже были подготовлены все документы и накладные, по телефону я сказала, что мы возьмем шесть кроликов. Невозможно не восхитится, до чего в совхозе отлажена работа, все на своих местах, никакой волокиты, лишних бумажек. Никаких задержек, ненужных телодвижений, каких-то нестыковок и всего прочего, что всегда встречается при попытке взаимодействия таких разных учреждений, как зоопарк и производство. Потому зверосовхоз и лучший в республике.

   Из бухгалтерии мы поехали на кроликоферму за кроликами. И тут меня, всю такую довольную быстрыми результатами поездки, осенило, что мы едем выбирать жертвы на заклание, ради здоровья наших барсов. В течение недели все кролики умрут насильственной смертью, будут пойманы барсами, убиты и съедены. Мне стало не по себе от предстоящего выбора будущих жертв, и я попросила зав. фермой самому выбрать для нас кроликов.

- Ты, что, - зашептал Артур, - он нам сейчас самых больных подсунет. А надо, чтобы они хотя бы смогли убежать от барсов и не передохли за неделю.

- Отвянь. Это не рынок, где продавцы пытаются надуть покупателя, а лучший зверосовхоз в Татарии. Здесь люди ценят свою работу и уважают потребителя. Здесь практически заграница по уровню жизни и по отношению к работе. Это тебе не всеобщий совок.

- Я уже заметил, что заграница. Дома вон какие, особняки целые. Машины у всех.

- А ты не завидуй, дорогой. Они здесь на износ работают, по 25 часов в сутки.

- Что же ты отсюда уехала, раз тут так хорошо.

- Я городской житель, не деревенский. Мне деревни раз в год на месяц выше крыши хватает. Тут единственный досуг – работа в огороде, а я дальше поливания цветов на подоконнике в этом плане не продвинулась. Все девчонки старше двадцати – замужем, иногда по двое детей имеют. Я тут в перестарках ходила. Не со школьниками же в клубе танцевать. Первый год в работу втянулась, интересно было. А потом затосковала, что впору выть. Еле по распределению отработала, так соскучилась по городу.

- Понятно. А я смотрю, здесь к тебе неплохо относятся. Прямо каждое желание упреждают.

- А чего им ко мне плохо относится. Я хорошо работала. Тем более, что здесь кроме работы, мне больше нечем было заняться. 

- Как это ты умудрилась ни с кем не поругаться, - с некоторой ехидцей полюбопытствовал Артур.

- Повода не было. Я же говорю, отлаженный механизм, никаких сбоев. Кормами здесь старались лучшими обеспечить. Пусть дороже, но лучше. Качество меха – без рекламации со стороны импортеров.

- А как же ты забой переживала, - не унимался Артур.

- А я отпуск брала на время забоя. Я единственная из врачей, кто летом в отпуск не стремился. Хотя летом самая работа, вакцинация, диагностические исследования.

- Понятно, - второй раз подытожил Артур.

    Вернулся зав. фермой, за ним рабочие несли две клетки с кроликами. Ничего себе, отобрал, так отобрал. Русский великан, громадные кролики, нашим барсам вдвоем одного еле съесть. Вместе, что ли их кормить, чтобы мясо не пропадало. Ладно, завтра разберемся.

    Пока мы ездили, забирали кроликов, да возвращались в зоопарк, рабочий день кончился. На что шофер автобуса выразил мне свое недовольство, плотоядно разглядывая кроликов в общей клетке. В ней сидел смешанный состав кролей, и самки, и самцы. В обычном совеем состоянии кролики довольно гипер сексуальные животные, и их транспортируют по отдельности. А тут они совершенно потеряли взаимный интерес к друг дружке, как будто чувствовали свою участь. Размышляя на обратном пути о несправедливой судьбе кротких жертв хищников, я промолчала всю дорогу, хотя Артур неоднократно пытался со мной обсудить зажиточную жизнь селян, мимо которых проезжал автобус. Потом Артур догадался о причине моей молчаливости и напоследок рассуждал о том, что кролей в любом случае ждет одна участь, днем раньше, днем позже. Чем вообще вогнал меня в ипохондрию: почему так несправедливо устроена вся жизнь, а не только наша, совковая.

     Утром, на планерке, мы решили предложить барсам меню из живых кроликов во время обеда, в привычное время кормления. Кроликов временно разместили в свободной клетке сервала, в львятнике. Они там просидели всю ночь, среди хищников, слушая львиный рык и наблюдая в соседней клетке естественных врагов – супружескую пару сервалов. Несмотря на общепринятое мнение о невысоких умственных способностях кроликов, они вели себя напряженно. Не прикоснулись к овсу, которое я им насыпала щедрой рукой. Поилка с водой оказалась перевернутой. Видимо, в панике ночью кролики начали метаться и опрокинули поилку. Надо будет перевести их отсюда в изолятор на улице, он пустует. Кролики ведь на улице в совхозе содержались, не замерзнут.

    Мы компанией из нескольких человек, включая сотрудников научно-производственного отдела, пришли посмотреть, как барсы будут ловить живую добычу. Предстояло выбрать первую жертву.

- Кого вы предложите, Надежда Юрьевна, - спросил директор.

  Нет, уж, увольте, сами выбирайте. Вслух я сказала:

- Да, любого, неважно.

  Артур деловито подошел к клетке, как будто делала это ежедневно, открыл дверцу и схватил за уши первого подвернувшегося кролика. Тот закричал с таким отчаянием, почти по –человечески, как маленький ребенок. Я услышала еще один громкий крик, он гулко отдавался у меня голове, гремел в висках, разрывая мне барабанные перепонки. Этот истошный крик перекрывал все звуки, даже крики кролика. Потом я увидела застывшего с кроликом в руках Артура, он смотрел на меня в упор, как и все остальные в нашей «группе товарищей». Тут только до меня дошло, что это кричала я.

- Не надо. Не надо живого корма барсам. Я что-нибудь придумаю. Пожалуйста, не надо, - забормотала я.

   Когда я забормотала, кролик затих, как будто понял, что я прошу за него и возможно, все обойдется.

- Вот только давайте без этих сантиментов, Надежда Юрьевна, - поморщился Генрих. – Вы это начали, предложили, съездили за кроликами, деньги уплатили, кстати. Причем, не свои. А теперь на попятную.

- Пожалуйста, не надо. Не надо его барсам отдавать. Он так кричит, он не хочет, он все понимает. Пожалуйста.

- Надежда Юрьевна, - чеканит Генрих, - прекратите истерику. Я понимаю, если бы кто-то другой предложил кроликов. А то вы же подали эту идею, а теперь отказываетесь. Раньше надо было думать. Сейчас поздно.

- Поздно, чего? – не поняла я. – Мы что под откос летим или метеорит с неба упал. А может, барсов неделю не кормили, и они с голода умирают. И нам мяса больше не привезут. Чего поздно, что произошло, что поздно? Мяса им привезли, дадим мяса и разойдемся. А я подумаю, кого еще, только поменьше, можно барсам дать.

- Поздно. За них заплачено, они по накладным прошли, как живой корм.

- Хорошо. Я заплачу за них. Полностью верну деньги.

- Какая богатая. А автобус гоняли за тридевять земель, зарплату шоферу тоже оплатишь!

- Оплачу. Без проблем. Если уж я за наших сторожей заплатила за медикаменты, то за беззащитных кроликов сам бог велит заплатить.

- Не поминайте всуе, как говорится, - вмешался директор, - На самом деле, Надежда Юрьевна, что за истерика. Давайте, если сказали А, говорить и Б. В противном случае веры не будет вашим предложениям, если вы сейчас от своих слов откажетесь.

- Не надо веры, ничего не надо. Я буду заниматься только лечебной работой и экспертизой кормов. Пожалуйста.

- Слушай, Надя, ты чего это, - Фира тоже не поддержала меня. Ну, это не удивительно, она всегда на стороне сильнейших, тем более, мужчин.

   Они все стояли и осуждающе на меня смотрели. Пусть осуждают. Потому что кролик висел в руках у Артура и смотрел на меня с надеждой.

- Дай кролика, я его назад в клетку верну. – Я протянула руку к Артуру. Он завел руку за спину и попятился. И это Артур, который каждое слово ловил. Чтобы там ему директор или зоотехник не предлагали, без моего благословления он ничего не делал. «И ты, Брут!»

- Надежда Юрьевна, или вы держите себя в руках или мы все сделаем без вас, - Генрих сказал свое веское слово, как отрезал.

   Они сгруппировались вокруг Артура, чтобы я не смогла выхватить кролика.

    Я вспомнила фантастический рассказ, в котором люди вместо ребенка взяли себе биоробота. Этот робот во всем походил на новорожденного, он рос и развивался, как обыкновенный ребенок. А потом приемные родители увидели, как их подопечный убивает лягушку и обнаружили, что их, так называемый, ребенок ненавидел все живое. Родители внимательно рассмотрели своего приемыша и увидели какой-то неестественный блеск в глазах. А потом они прошли весь свой городок и у всех соседей был такой же блеск в глазах, как у их биоробота. Выяснилось, что во всем городе только они одни живые люди, а вокруг одни биороботы, которые ненавидят все живое. Жуткий рассказ. Когда я его дочитала, я ощутила такой холод в груди от безнадежности и обреченности героев рассказа. Вот сейчас я чувствовала себя так же, как те несчастные родители биоробота. Все было бесполезно, кролик был обречен. Он это тоже понял и снова принялся кричать. Я закрыла уши, зажмурила глаза и отвернулась. А потом пошла в сторону от них, от моих зоопарковских биороботов.

     Я не видела, как Артур открыл перегородку в клетку барсов и швырнул кролика вовнутрь, но нечеловеческий вопль несчастного кролика был слышен на весь зоопарк. Как я ни закрывала уши, все равно услышала. Этот крик невозможно пережить. Ноги стали ватные и я обнаружили, что снежная дорожка несется мне навстречу. А потом я увидела ее рядом со своей головой, и очень удивилась, как же она близко. В голове что-то стучало, довольно больно, но зато этот стук заглушал крик кролика.

   Потом на уровне лица я увидела мужские ботинки, которые явно были одеты на чьи –то ноги, но чтобы посмотреть вверх, мне надо было перевернуться. По каким-то непонятным соображениям мне не хотелось переворачиваться, я лежала на тропинке и тупо смотрела перед собой.

- Ты чего разлеглась, - услышала я удивленный голос Игоря, - ушиблась что ли?

- Наверное. Не знаю. Что-то встать не могу.

- Давай я помогу.

   Игорь приподнял меня за плечи, сначала на колени, а потом, подхватив под мышками, поставил на ноги. Я качнулась.

- Тебя, что, ноги не держат.

- Ушиблась, наверное, - соврала я. Объяснять, почему не держат ноги молодую, 26-ти летнюю женщину мне не хотелось. Если честно, было стыдно. Почему я такая ненормальная. Всем жалко кролика, но никто не разрыдался. Надо, значит, надо. Одна я не сдержалась. Все таки, я ненормальная. Жизнь есть жизнь. Кто погибает, кого-то едят. Надо принимать все так, как есть. Самый большой позор был в том, что я сама предложила кроликов на корм барсам и сама же была против, даже кричала что-то там, что сейчас плохо помнила.

   Мне было очень плохо. Стыдно за свою несдержанность. До боли жаль кроликов, за их обреченность и беспомощность. И я ничем не смогла им помочь, только опозорилась. Тошно, тошно от несправедливости и несовершенства мира.

 

© Елена Дубровина, 2007