Глава 14
С чего можно начать первый
рабочий день в новом году невыспавшемуся человеку – с чашечки ароматного кофе,
которое бесподобно готовит Марина из научно-производственного отдела. Она
должна сегодня дежурить, тоже не повезло с графиком выходных. Но даже если бы
по графику нам всем выпадали выходные, все равно кого –то
из специалистов обязали бы выйти на работу. Не пускать же в праздники все на
самотек, на волю и сознательность рабочих секций. Конечно, в большинстве своем,
в зоопарках работают энтузиасты, любящие животных, иногда с таким
самозабвением, что в полном смысле этого слова себя забывают. Но ведь среди них
есть кто-то, кто ранил Муру.
Дойдя до административного здания, я
попыталась открыть дверь, закрыта. В настоящее время, в 7. 45 утра 1-го января
нового года я оказалась абсолютно одна на всей территории зоопарка, за
исключением сторожей, конечно. Констатировав этот грустный факт, уныло плетусь
к себе. Включаю кипятильник, засыпаю в чашку растворимый кофе, сахар, сливки и
заливаю все кипятком. Прихлебывая этот суррогат, направляюсь с осмотром в
обезьянник. Благо, он недалеко, ветпункт примыкает к обезьяннику. И там, как
раз напротив клетки с шимпанзе Марсом, очень капризным и вредным самцом,
который недолюбливает меня, а я плачу ему взаимностью, стоял наш несравненный
Генрих Уляшкин. По графику у зоотехника сегодня
выходной, и какая нелегкая принесла его на работу, одному ему ведомо. Хотя,
зная Генриха, могу предположить, что он прибыл контролировать нерадивых
сотрудников, опаздывающих на работу 1-го января. В их числе Генрих надеялся
увидеть и меня, но не получилось. Вот она, я, с кружкой кофе провожу осмотр, а
время еще без пяти восемь.
-
Что-то вы рано, Надежда Юрьевна, - опрометчиво обратился ко мне эта ошибка
природы.
Ни здравствуйте, ни с праздником
поздравить, вот колхозник.
-
Так, у вас, Генрих Кузьмич, сегодня вообще выходной, а вы вот на рабочем месте
бдите, - в тон ему отвечаю я, заметив, как покоробило его обращение по имени –отчеству. Не нравится имя – меняй. На Егора, например, и
будешь тезкой знаменитости, Егором Кузьмичом. Чего он так дергается,
недоделанный. Вот уж кого ни за что на свете не хотела встретить в первый день
нового года. Примета нехорошая, весь год теперь проведу с
тесном общении с зоотехником Уляшкиным.
-
С вас пример беру, Надежда, - перестроился и уже без отчества обратился
зоотехник, - вот вы прям горите на работе. Кофе и то
на ходу пьете.
-
Какое это кофе - суррогат. Один кофеин, ни вкуса, ни запаха.
-
Не хотите копытных посмотреть, - предложил Генрих, прервав обсуждение
поглощаемого мною напитка.
-
Не хочу. Я сейчас в львятник пойду, а потом обойду копытный ряд.
-
Все потом, да потом. Не любите вы копытных, не любите.
-
По сравнению с вами, Генрих Кузьмич, это не такой уж большой грех. Потому что
вы вообще никого не любите, включая себя.
Не хотела начинать перепалку, но после бессонно й ночи переносить нотации этой жертвы родовой травмы
было выше моих сил. Генрих неожиданно ответил разумно, ледяным тоном, без этих
его визгливых истерических нравоучений.
-
Люблю я себя или нет, это к делу не относится и кроме меня самого, никого не
касается. А вот ваша всепоглощающая страсть к хищникам ведет к перекосам в
работе. Хищники в помещении находятся, что с ними случится. В тепле, закрыты, под охраной. А копытные всю ночь в вольерах на
улице провели, когда тут пьяные всю ночь колобродили.
Район у нас сами знаете какой и кто здесь проживает –
знаете.
Знаю. Рядом «тяп-ляп», район завода «Теплоконтроль». Знаменитый бандитский район, который в
конце семидесятых – начале восьмидесятых весь город держал в напряжении.
Зоопарк находится на улице Хади Такташ,
а с этой улице много парней входят в банду «тяп-ляп».
Подозреваю, что и наши сторожа из этой же банды. Мало ли кому придет в голову
лихая идея сделать шашлычок из горного барана или пятнистых оленей. Редко когда
наш зоотехник рассуждал логично, без подвоха и подначивания. Я вернулась к себе
в кабинет, поставила пустой бокал и отправилась с Генрихом обходить секцию
копытных животных. Все они находились в полной сохранности, живы, относительно
здоровы. Насколько можно быть здоровым при содержании в промышленной зоне
города рядом с крупнейшим химкомбинатом по производству моющих средств.
После осмотра копытных обошли грызунов и
хищников, находящихся в клетках и
вольерах на улице. И только потом повернули к львятнику. Умеет Генрих держать
паузу. Дверь в львятник была распахнута настежь, помещение проветривалось от
застоявшегося сильного запаха мочи и других выделений животных. Мы прошли вдоль
больших клеток, и подошлю к боковому пристрою напротив
клеток. В пристройке зимовали некоторые грызуны и несколько мелких кошек, для
которых пока еще строится отдельный зимовник. В четырех последних клетках
находились сервалы и суматранские кошки. Сервалов в зоопарке было трое, два
кота и одна кошка. Один из котов, Яша, как-то не пришелся ко двору семейной
паре сервалов. Они постоянно подчеркивали его подчиненный статус, отбирали у него
мясо. Если бы это касалось людей, можно сказать - унижали. А у зверей это
выражалось в том, что бедного Яшу загонят в угол и голову поднять не дают,
сразу шипят, машут когтистыми лапами. Он вечно сидел в углу клетки, съежившись
и опустив голову. Пришлось угнетаемого Яшу отсадить отдельно, и сервал
барствовал в большой клетке в полном одиночестве, наслаждался жизнью и едой.
После перенесенных побоев и унижений он именно наслаждался жизнь, хотя бы и за
решеткой в зоопарке. Все познается в сравнении.
Мы с Генрихом подошли к сервалам. Яша лежал
на боку и даже не шелохнулся при нашем приближении. Что было совершенно на него
не похоже. Сервал был практически полу ручной, разрешал заходить в клетку, не
бросался и не прятался, хотя и гладить себя не позволял. Как только рука
приближалась к его шерстке, кот принимал угрожающую позу и шипел. Он откликался
на кличку, поворачивал голову, если слышал: Яша, Яша! Я почувствовала беду, еще
не осознав ее мозгом. Глухо ухнуло сердце и похолодело в груди. Разум еще на что
–то надеялся, я даже сделала попытку позвать Яшу, он
не шелохнулся. Чувства мои свидетельствовали, знали наверняка, что Яша мертв.
Почему говорят, что самая быстрая – это мысль. Возможно, они и быстрая, но пока осознаешь ее головой, твои чувства отзовутся
холодной пустотой и гулкими ударами сердца, горе и ужас пронзит все тело.
Какое-то мгновение я даже не могла пошевелиться, застыла как статуя, может,
даже не дышала, просто перехватило дыхание.
Генрих застыл рядом, выпучив глаза и тоже
лишившись дара речи. От зоотехника мало толку, его сознание работало еще
медленнее моего. От того, что стоишь соляным столбом мало что узнаешь и
сделаешь. Как быстро я впала в ступор, так же быстро из него и вышла. Подошла к
клетке, дернула за замок. Этот висячий замок был чисто символическим, как
говорил зав. секцией Артур, для честных людей. У меня не было ключей от клеток
львятника, но при желании замок на клетке можно было открыть любым ключом. Один
из своих ключей я вставила в отверстие замка и нащупав
пружину, надавила на нее. Замок послушно щелкнул и открылся. У меня хватило
самообладания, чтобы открыть замок, но нетерпение и трясущиеся руки помешали
мне спокойно вынуть дужку замка, она все время выпадала из моих рук.
Разозлившись, я дернула что есть силы замок на себя, выронила его, и дужка со
щелчком вернулась на место. Плохо соображая, в бессильной ярости, я начала
трясти замок, от чего заходила ходуном дверь вместе со всей клеткой.
-
Надежда Юрьевна, возьмите себя в руки, не надо громить клетку.
Генрих взял мои ключи и повторил ту же
процедуру, что и я, спокойно вынул замок из петель. Мы вошли в клетку. Мертвый
сервал лежал на боку, подогнув задние лапы под живот. Я присела и начала
осматривать тело. На ощупь труп был остывший, но еще не окоченел. На шкуре – ни
единого повреждения, ни малейшей раны.
-
Может, он своей смертью умер, - предположил Генрих.
Я молча перевернула сервала на спину и
показала на синюю кожу в области подреберья и живота.
-
Так это трупные пятна, наверное, - Генрих упорствовал, не желая принять
очевидное.
-
Ага, трупные пятна. Труп еще не успел окоченеть, зато разлагаться начал. Еще
вчера сервал был жив, здоров, с аппетитом трескал
мясо. Я собственными глазами видела, потому что помогала Артуру раздавать корм.
-
А что, у зверей не бывает внезапной смерти, инфаркта там или инсульта, -
упирался зоотехник.
-
Бывает, конечно. Бывает и девушка рожает, а вдовушка под венец идет. Вскрытие
покажет, как говорят патологоанатомы. Тогда и узнаем, что за инфаркт такой
случился у молодого самца сервала.
-
Ну, сегодня, допустим, вскрытие исключено. Одна вскрывать ты не будешь, а
консультантов тебе не найти.
-
Еще не вечер, Гера, еще не вечер, - с горя я Генриха его любимым именем
назвала. – Надо сообщить директору, - вспомнила, наконец-то.
-
Зачем ему сообщать, портить человеку праздник. Даже если тебе и удастся вскрыть
сервала, то все равно уже ничего не изменить, а у Виктора единственный выходной
пропадет.
Надо же, какой заботливый,
даже по имени директора называет.
Конечно, приятна забота о шефе со стороны непримиримого Генриха, но
слишком многое надо сделать, о психических перегрузках потом думать будем.
-
Мне машина нужна, срочно, чтобы профессуру институтскую объехать. Хоть кого –то трезвого, в здравом уме и памяти выцепить.
-
Машина Амира тебе подойдет?
Ох, как хочется Генриху обойтись без
директора, показать себя в деле, кто в зоопарке настоящий хозяин, радеющий обо
всех и вся. Сейчас мне вообще-то нет никакого дела до
наших между усобиц. Мне нужна машина и если ее предоставит Генрих, то почему бы
и нет. Чем скорее, тем лучше.
©Елена
Дубровина, 2007