Глава 14

    С чего можно начать первый рабочий день в новом году невыспавшемуся человеку – с чашечки ароматного кофе, которое бесподобно готовит Марина из научно-производственного отдела. Она должна сегодня дежурить, тоже не повезло с графиком выходных. Но даже если бы по графику нам всем выпадали выходные, все равно кого –то из специалистов обязали бы выйти на работу. Не пускать же в праздники все на самотек, на волю и сознательность рабочих секций. Конечно, в большинстве своем, в зоопарках работают энтузиасты, любящие животных, иногда с таким самозабвением, что в полном смысле этого слова себя забывают. Но ведь среди них есть кто-то, кто ранил Муру.

     Дойдя до административного здания, я попыталась открыть дверь, закрыта. В настоящее время, в 7. 45 утра 1-го января нового года я оказалась абсолютно одна на всей территории зоопарка, за исключением сторожей, конечно. Констатировав этот грустный факт, уныло плетусь к себе. Включаю кипятильник, засыпаю в чашку растворимый кофе, сахар, сливки и заливаю все кипятком. Прихлебывая этот суррогат, направляюсь с осмотром в обезьянник. Благо, он недалеко, ветпункт примыкает к обезьяннику. И там, как раз напротив клетки с шимпанзе Марсом, очень капризным и вредным самцом, который недолюбливает меня, а я плачу ему взаимностью, стоял наш несравненный Генрих Уляшкин. По графику у зоотехника сегодня выходной, и какая нелегкая принесла его на работу, одному ему ведомо. Хотя, зная Генриха, могу предположить, что он прибыл контролировать нерадивых сотрудников, опаздывающих на работу 1-го января. В их числе Генрих надеялся увидеть и меня, но не получилось. Вот она, я, с кружкой кофе провожу осмотр, а время еще без пяти восемь.

- Что-то вы рано, Надежда Юрьевна, - опрометчиво обратился ко мне эта ошибка природы.

    Ни здравствуйте, ни с праздником поздравить, вот колхозник.

- Так, у вас, Генрих Кузьмич, сегодня вообще выходной, а вы вот на рабочем месте бдите, - в тон ему отвечаю я, заметив, как покоробило его обращение по имени –отчеству. Не нравится имя – меняй. На Егора, например, и будешь тезкой знаменитости, Егором Кузьмичом. Чего он так дергается, недоделанный. Вот уж кого ни за что на свете не хотела встретить в первый день нового года. Примета нехорошая, весь год теперь проведу с тесном общении с зоотехником Уляшкиным.

- С вас пример беру, Надежда, - перестроился и уже без отчества обратился зоотехник, - вот вы прям горите на работе. Кофе и то на ходу пьете.

- Какое это кофе - суррогат. Один кофеин, ни вкуса, ни запаха.

- Не хотите копытных посмотреть, - предложил Генрих, прервав обсуждение поглощаемого мною напитка.

- Не хочу. Я сейчас в львятник пойду, а потом обойду копытный ряд.

- Все потом, да потом. Не любите вы копытных, не любите.

- По сравнению с вами, Генрих Кузьмич, это не такой уж большой грех. Потому что вы вообще никого не любите, включая себя.

    Не хотела начинать перепалку, но после бессонно         й ночи переносить нотации этой жертвы родовой травмы было выше моих сил. Генрих неожиданно ответил разумно, ледяным тоном, без этих его визгливых истерических нравоучений.

- Люблю я себя или нет, это к делу не относится и кроме меня самого, никого не касается. А вот ваша всепоглощающая страсть к хищникам ведет к перекосам в работе. Хищники в помещении находятся, что с ними случится. В тепле, закрыты, под охраной. А копытные всю ночь в вольерах на улице провели, когда тут пьяные всю ночь колобродили. Район у нас сами знаете какой и кто здесь проживает – знаете.

   Знаю. Рядом «тяп-ляп», район завода «Теплоконтроль». Знаменитый бандитский район, который в конце семидесятых – начале восьмидесятых весь город держал в напряжении. Зоопарк находится на улице Хади Такташ, а с этой улице много парней входят в банду «тяп-ляп». Подозреваю, что и наши сторожа из этой же банды. Мало ли кому придет в голову лихая идея сделать шашлычок из горного барана или пятнистых оленей. Редко когда наш зоотехник рассуждал логично, без подвоха и подначивания. Я вернулась к себе в кабинет, поставила пустой бокал и отправилась с Генрихом обходить секцию копытных животных. Все они находились в полной сохранности, живы, относительно здоровы. Насколько можно быть здоровым при содержании в промышленной зоне города рядом с крупнейшим химкомбинатом по производству моющих средств.

    После осмотра копытных обошли грызунов и хищников, находящихся  в клетках и вольерах на улице. И только потом повернули к львятнику. Умеет Генрих держать паузу. Дверь в львятник была распахнута настежь, помещение проветривалось от застоявшегося сильного запаха мочи и других выделений животных. Мы прошли вдоль больших клеток, и подошлю к боковому пристрою напротив клеток. В пристройке зимовали некоторые грызуны и несколько мелких кошек, для которых пока еще строится отдельный зимовник. В четырех последних клетках находились сервалы и суматранские кошки. Сервалов в зоопарке было трое, два кота и одна кошка. Один из котов, Яша, как-то не пришелся ко двору семейной паре сервалов. Они постоянно подчеркивали его подчиненный статус, отбирали у него мясо. Если бы это касалось людей, можно сказать - унижали. А у зверей это выражалось в том, что бедного Яшу загонят в угол и голову поднять не дают, сразу шипят, машут когтистыми лапами. Он вечно сидел в углу клетки, съежившись и опустив голову. Пришлось угнетаемого Яшу отсадить отдельно, и сервал барствовал в большой клетке в полном одиночестве, наслаждался жизнью и едой. После перенесенных побоев и унижений он именно наслаждался жизнь, хотя бы и за решеткой в зоопарке. Все познается в сравнении.

    Мы с Генрихом подошли к сервалам. Яша лежал на боку и даже не шелохнулся при нашем приближении. Что было совершенно на него не похоже. Сервал был практически полу ручной, разрешал заходить в клетку, не бросался и не прятался, хотя и гладить себя не позволял. Как только рука приближалась к его шерстке, кот принимал угрожающую позу и шипел. Он откликался на кличку, поворачивал голову, если слышал: Яша, Яша! Я почувствовала беду, еще не осознав ее мозгом. Глухо ухнуло сердце и похолодело в груди. Разум еще на что –то надеялся, я даже сделала попытку позвать Яшу, он не шелохнулся. Чувства мои свидетельствовали, знали наверняка, что Яша мертв. Почему говорят, что самая быстрая – это мысль. Возможно, они и быстрая, но пока осознаешь ее головой, твои чувства отзовутся холодной пустотой и гулкими ударами сердца, горе и ужас пронзит все тело. Какое-то мгновение я даже не могла пошевелиться, застыла как статуя, может, даже не дышала, просто перехватило дыхание.

    Генрих застыл рядом, выпучив глаза и тоже лишившись дара речи. От зоотехника мало толку, его сознание работало еще медленнее моего. От того, что стоишь соляным столбом мало что узнаешь и сделаешь. Как быстро я впала в ступор, так же быстро из него и вышла. Подошла к клетке, дернула за замок. Этот висячий замок был чисто символическим, как говорил зав. секцией Артур, для честных людей. У меня не было ключей от клеток львятника, но при желании замок на клетке можно было открыть любым ключом. Один из своих ключей я вставила в отверстие замка и нащупав пружину, надавила на нее. Замок послушно щелкнул и открылся. У меня хватило самообладания, чтобы открыть замок, но нетерпение и трясущиеся руки помешали мне спокойно вынуть дужку замка, она все время выпадала из моих рук. Разозлившись, я дернула что есть силы замок на себя, выронила его, и дужка со щелчком вернулась на место. Плохо соображая, в бессильной ярости, я начала трясти замок, от чего заходила ходуном дверь вместе со всей клеткой.

- Надежда Юрьевна, возьмите себя в руки, не надо громить клетку.

  Генрих взял мои ключи и повторил ту же процедуру, что и я, спокойно вынул замок из петель. Мы вошли в клетку. Мертвый сервал лежал на боку, подогнув задние лапы под живот. Я присела и начала осматривать тело. На ощупь труп был остывший, но еще не окоченел. На шкуре – ни единого повреждения, ни малейшей раны.

- Может, он своей смертью умер, - предположил Генрих.

   Я молча перевернула сервала на спину и показала на синюю кожу в области подреберья и живота. 

- Так это трупные пятна, наверное, - Генрих упорствовал, не желая принять очевидное.

- Ага, трупные пятна. Труп еще не успел окоченеть, зато разлагаться начал. Еще вчера сервал был жив, здоров, с аппетитом трескал мясо. Я собственными глазами видела, потому что помогала Артуру раздавать корм.

- А что, у зверей не бывает внезапной смерти, инфаркта там или инсульта, - упирался зоотехник.

- Бывает, конечно. Бывает и девушка рожает, а вдовушка под венец идет. Вскрытие покажет, как говорят патологоанатомы. Тогда и узнаем, что за инфаркт такой случился у молодого самца сервала.

- Ну, сегодня, допустим, вскрытие исключено. Одна вскрывать ты не будешь, а консультантов тебе не найти.

- Еще не вечер, Гера, еще не вечер, - с горя я Генриха его любимым именем назвала. – Надо сообщить директору, - вспомнила, наконец-то.

- Зачем ему сообщать, портить человеку праздник. Даже если тебе и удастся вскрыть сервала, то все равно уже ничего не изменить, а у Виктора единственный выходной пропадет.

  Надо же, какой заботливый, даже по имени директора называет.  Конечно, приятна забота о шефе со стороны непримиримого Генриха, но слишком многое надо сделать, о психических перегрузках потом думать будем.

- Мне машина нужна, срочно, чтобы профессуру институтскую объехать. Хоть кого –то трезвого, в здравом уме и памяти выцепить.

- Машина Амира тебе подойдет?

   Ох, как хочется Генриху обойтись без директора, показать себя в деле, кто в зоопарке настоящий хозяин, радеющий обо всех и вся. Сейчас мне вообще-то нет никакого дела до наших между усобиц. Мне нужна машина и если ее предоставит Генрих, то почему бы и нет. Чем скорее, тем лучше.

 

©Елена Дубровина, 2007