Любимый зверь

Любимый зверь

Глава 1

Морозным декабрьским утром так не хочется вставать. Не надо ни любимой работы, ни прогулки с любимой собакой, ничего, кроме любимой постели. Так бы и лежать, зарывшись в подушку, предаваясь сладкой утренней дремоте. Я приоткрываю глаз и кошусь на часы, бог ты мой, через 40 минут мне выходить, а кроме сборов еще предстоит гулять с собакой. Нет, так жить нельзя, неужели я ни разу в жизни по-человечески не высплюсь, так, чтобы самой надоело валяться, а захотелось встать и куда-то пойти.

Как на грех, у Чары, моей собаки, начинается течка и вместо того, что бы бодро, в темпе сделать свои утренние дела, она жеманно заигрывает со всеми встречными кобелями, сбивая их с толку, раздражая задержкой хозяев и меня. Все это отнимает время на прогулку, больше запланированного, в результате я опаздываю на работу почти на 15 минут. Придется ехать через вокзал, туда 10 минут на трамвае, а оттуда экспрессом до зоопарка, где я и работаю главным ветеринарным врачом. Вообще по должности мне можно и не спешить, все-таки какое никакое мелкое начальство, но на сегодня намечена дегельминтизация всех секций птиц, а это больше половины экспозиции зоопарка, работа на весь день. С утра меня уже дожидаются заведующие секциями и зоотехник, приходиться торопиться.

Я втискиваюсь в переполненный экспресс, это выше человеческих возможностей, но мы как-то все уминаемся и количество пассажиров превосходит запланированное человек этак на 150, а может и на 200. Мы дышим общим вдохом и выдохом, отчетливо ощущая все пуговицы, застежки, ремни и т. п. друг у друга. Дверь никак не может закрыться, потому что еще несколько человек продолжают безрезультатные попытки втиснуться в автобус. Водитель автобуса уже в который раз взывает к ним, напоминая, что автобус не резиновый, но это слабый аргумент. Количество набившихся в автобус людей опровергает его утверждение.

Чем хорош этот мясорубочный экспресс, 12 минут мучений и первая остановка моя- зоопарк, вот я уже и на работе, приехала вовремя, хотя живу дальше всех собравшихся и ожидающих меня. Краткая речь о важности проводимого мероприятия и внимательного его выполнения. Мы начинаем обход всех птиц, имеющихся в зоопарке: на экспозиции, карантине, в изоляторе, акклиматизаторе, у юннатов и в оранжерее. Навески я заготовила накануне, план обхода тоже подготовила. Вроде бы осталась малость, раздать антгельминтик, проследить, чтобы добавили в корм, но я почему- то устала. К обеду вообще валилась с ног, даже есть не хотелось, только спать, поэтому я решила не делать сегодня общий обход. Посижу, подготовлю необходимую документацию для квартального отчета, еще нужно готовить годовой финансовый отчет по медикаментам. Дел полно, ничего за один день не случится.

Я была не права, случилось и даже очень случилось, целое ЧП, какого давным-давно не было у нас в зоопарке. После обеда ко мне в кабинет влетела Инна, рабочая со львятника. Там, кроме львов, зимой находились все дикие кошки. Инночка, всегда спокойная, сдержанная, была на себя не похожа. Она плакала и кричала одновременно:

- Кошка камышовая, Мура, Мурочка! Надежда Юрьевна, она умирает! Её убили! Убили! Еще перед обедом она сидела на поребрике, она была нормальная, здоровая. А сейчас она лежит, не реагирует, даже на корм! Она умирает! Ее убили!

Чтобы кошка камышовая не реагировала на корм- это было очень серьезно, Мура была известная обжора, любимица всех рабочих секции хищников, особенно заведующего секцией и Инны. Они кормили её с руки, часто прогуливали на поводке по зоопарку. У меня неприятно похолодело внутри, но ничто не подсказало, началом каких страшных событий является это происшествие.

Бедная Мура лежала на полу своей клетки, запрокинув голову, тяжело дыша с открытым ртом. Моя бедная девочка! Я присела над ней:

- Мурочка, девочка моя. Малышка, что случилось.

Я осторожно начала ощупывать всю поверхность тела, практически ничего, за исключением маленькой ранки на груди, почти царапины. Мягкими круговыми движения пальпирую ей живот, никакой реакции, живот мягкий, безболезненный. Да и не может он быть иным, до обеда она была здорова, никаких признаков отравления, а поесть она не успела. Стенки мочевого пузыря мягкие, не напряженные, безболезненные, внутри небольшое количество мочи, т. е. задержки диуреза нет, если предположить почечный уролитиаз. Рот у Муры приоткрыт, заглядываю в ротовую полость, слизистая бледная, анемичная, конъюнктива тоже бледная. Сижу на корточках пред лежащей кошкой и ничего не могу понять. Чисто внешне, вроде бы признаки внутреннего кровотечения, судя по анемичности слизистых и явно пониженной температуре, конечности холодные. Но живот безболезненный, почки в хорошем состоянии, где же это кровотечение. Прибежал директор:

- Ну, что там, доктор?

Он меня всегда доктором зовет, особенно после того, как я подала документы на соискателя. Он профессионал, фанатично преданный работе, у нас с ним пакт о ненападении, взаимное уважение к друг другу. Директор не суется в мою работу, я тоже стараюсь ему меньше указывать, хотя и надо иногда.

- Все хорошо, - вздыхаю я, - только Мура умирает. Знаете, как в том анекдоте, доктор говорит умирающему больному: давление отличное, пульс, дыхание и температура нормальные. А больной ему в ответ, благодарю вас, доктор, значит, я умираю здоровым человеком.

- Ты еще можешь шутить. Значит, все будет нормально. - успокаивается директор.

- Ну что вы, Виктор Васильевич, это юмор висельника. Я на самом деле не имею представления, почему Мурочка умирает. По всем параметрам ей умирать незачем, но она умирает.

Директор у нас человек дела, сразу быка за рога:

- Что собираетесь предпринять? Какая помощь нужна?

- Хочу перенести малышку к себе, устроить поудобнее. А помощь нужна, нужна машина. Срочно надо послать в ветеринарный институт за профессором Погодиным, это кафедра терапии. И в лабораторию пушных зверей, за Габдрауповым, он дикими кошками всю жизнь по совместительству занимается. Скоро конец рабочего дня, надо все организовать быстро, время до завтра не ждет, а где они живут я не знаю.

- Хорошо. Ты поедешь?

- Нет, конечно. Пускай Димка едет, он как ни странно тоже ветврач и тот же институт кончал, всех знает. Я с Мурой останусь, попробую хоть как нибудь ей помочь.

- Как нибудь не надо, надо хорошо.

- Я неправильно выразилась. Попытаюсь сделать все возможное, чтобы помочь ей.

Директор засомневался:

- Ты же знаешь, какой Димка дипломат.

- А тут никакой дипломатии и не надо. Сказать- нужна помощь, машина ждет и вежливо дождаться, пока люди соберутся. Сначала пускай в институт едет, там рабочий день короче, а потом в лабораторию. Время идет, Виктор Васильевич.

- Я и без тебя знаю. Ладно, тебя не переспоришь. - директор ушел.

До приезда консультантов я сделала кошке инъекцию наркотического аналгетика и камфоры. Вроде бы после инъекции камфоры Мура немного легче задышала, бока вздымались в такт дыхательным движениям без прежнего усилия.

Консультанты проделали тот же осмотр, что и я, тоже послушали через фонендоскоп, нашли те же изменения, но причину также установить не смогли. В дополнение к моему лечению назначили антибиотики и решили исследовать кровь и мочу.

Назавтра приехала передвижная лаборатория, у Муры взяли кровь из вены. Мочу катетером я спустила перед их приходом, чтобы не торопиться, с уговорами и ласками. Кошка лежала покорная, безответная, я погладила её по голове, в ответ она лизнула мне руку своим шершавым языком.

Инна пришла раньше, она не отходила от своей любимицы и хотя непрерывно скулила, помогала мне толково. Почистила осторожно бедное животное, помассировала её живот. Он продолжал оставаться совершенно мягким, безболезненным и где тогда скрывалось проклятое внутреннее кровотечение было непонятно, на всем теле ни ранки.

Как я и предполагала, лабораторные анализы ничего не дали, никаких изменений, моча вообще была идеальной. Немного увеличено количество нейтрофилов, но от этого еще никто не умер, а то что Мура умирает было понятно даже далеким от ветеринарии людям.

Научный отдел зоопарка явился в полном составе, вместе с переводчиком. Принесли с собой гору литературы по патологии кошек на английском языке. Игорь, их переводчик, отлично владеющий языком, переводил мне прямо с листа. Но нигде ничего подобного мы не нашли, чтобы кошка, находясь в отличном состоянии, ни с того ни с сего начала умирать.

Целую неделю мы вместе с Инной не отходили от Муры, спускали ей мочу, чистили, массировали, шевелили, делали инъекции. На третий день загадочной болезни и полного отказа от корма я начала делать внутривенные вливания питательных растворов, сначала понемногу струйно, потом перешла на капельные инфузии. Все было без толку, Мура угасала. Ровно через неделю, на 8-й день болезни она умерла. Я не решилась вскрывать её одна, обратилась на кафедру патологической анатомии ветеринарного института.

С момента вскрытия история клиническая переходит в криминальную. Потому что вскрытие показало, что Мура была ранена тонким острым предметом в диафрагмальную долю левого легкого, который глубоко вошел в паренхиму органа, нанеся значительные повреждения, результатом чего явилась крупно- очаговая пневмония. Поскольку болезнь протекала без соответствующих клинических признаков, а именно отсутствовали звучные влажные хрипы, то диагноз вовремя не был установлен, рентгенологические исследования не проводились. Соответствующая помощь, хирургическое вмешательство оказано не было, животное погибло, когда произошла генерализация патологического процесса, иначе говоря, когда пневмония с левого легкого перешла на правое и начался отек легких. В переводе на русский это означает, что кто-то пытался убить Муру, а мы ему в этом помогли. Пичкали бедную девочку лекарствами, вместо того, чтобы срочно оперировать.

Меня, конечно, ни в чем не обвиняли, поскольку имелись письменные заключения консультантов. Они должны были рекомендовать рентгенологическое исследование, но не сделали этого, они живые люди и тоже могут ошибаться. По сути дела никто не виноват, кроме убийцы. Ведь это очень коварная рана, её невозможно обнаружить, а уж связать её наличие с ухудшением состояния кошки никому бы и в голову не пришло. Мура находилась в одной клетке со своим «супругом» Саней, нелюбимым и нежеланным, супружеские разборки между ними были не редкость, а в результате приходилось зализывать раны то одному, то другому. Саня, кстати, благодаря подобной разборке без уха остался, девица наша, очень ласковая с людьми, к «супругу» была беспощадна. Теперь все, драки закончились, Саня, угрюмый, с вечно недовольной мордочкой, одиноко сидел в глубине клетки. Наверное, он знал, кто ранил Муру, вот уж, когда от души пожалеешь, что животные не умеют говорить.